Андрей Кучкин - Семи смертям не бывать

Обычно накануне боя Чеверев был особенно деятелен. Он умел заражать бойцов своей энергией. Так было и перед атакой белых на Дюртюли.

Днем Чеверев собрал бойцов. Он решил сломить сопротивление благовещенцев и объединить отряды. Высказался он резко, прямо: хотят того или нет товарищи из Благовещенска, но они ослабляют дисциплину, вносят разлад в жизнь отряда, а значит, действуют на руку врагу.

Возражать против этого было трудно. Тут же, во время митинга, и произошло объединение отрядов.

Весь отряд был разбит на три группы. Одна из них расположилась в центре, две другие — по флангам. Едва боевики залегли, как невдалеке показалась группа людей, на первый взгляд человек около тридцати, бегущих прямо на цепь. По ним хотели открыть огонь, но вовремя разобрались: это были крестьяне из соседней деревни. Они сообщили о том, что к Дюртюлям приближаются чехи, и потребовали, чтобы им выдали винтовки и приняли в отряд. Крестьян отослали на «Зюйд», где они и получили оружие.

Если бы не помощь крестьян из башкирских деревень Султанбеково, Иванаево, Аргамак, трудно пришлось бы на этот раз чеверевцам. В самый разгар боя, когда, казалось, не удастся удержать Дюртюли, они появились со своими старыми охотничьими ружьями, с берданками. В селе они уничтожали врага из-за угла.

Долгое время бой шел в центре села у церкви. Отряд, отступивший под натиском противника, распался на отдельные группы, с ожесточением отбивающиеся от наседающего врага. На пристани в это время шла борьба за пароход. Чехи наступали по берегу, стремясь захватить «Зюйд» и открыли по нему пулеметный огонь. Положение спасло единственное трехдюймовое орудие чеверевцев, не только косившее наступавших на пристань чехов, но и подбадривающее сражающихся в центре села.

В рубке парохода лежал раненый боец Маслов, которого принесли сюда товарищи. Когда чехи стали обстреливать пароход, Маслов оттолкнул от себя сестру Хамитову, делавшую ему перевязку, взял винтовку и в одном белье появился на линии огня.

В эти часы Чеверев и Данилка были у церкви. Здесь решалась судьба Дюртюлей. У Данилки было несколько гранат, которые он сумел сберечь и теперь расходовал расчетливо, неторопливо. Когда враги атаковали окопавшихся возле церкви боевиков, в них полетели гранаты. Оставив на улице Дюртюлей несколько десятков трупов, чехи и белогвардейцы к исходу дня отошли от села.

Дорого обошелся врагу налет на Дюртюли. Враг не ожидал, что встретит здесь такое сопротивление, и, понеся большие потери, отступил. Но теперь, конечно, следовало ждать нот вой и более опасной атаки.

Борода почти до пояса. Блестит голое темя. Шестьюдесятью годами нелегкой жизни согнута спина. Но глаза, окруженные лучиками морщин, еще светятся по-молодому, хитровато и настороженно ощупывают людей.

Это — Отец, представитель старшего поколения в отряде Чеверева. Однажды он появился в деревне, где стоял отряд, со старой охотничьей винтовкой за плечами и с тех пор делит с чеверевцами тяжкую боевую страду.

— Ты бы, Отец, пожалел себя. Пусть молодые повоюют. А твое дело на печи лежать да кости греть, — попробовал пошутить как-то Васька Сутин, отрядный балагур.

На первый раз старик промолчал. А когда Сутин пристал к нему снова, сгреб его, не говоря лишнего слова, в охапку и через раскрытое окно выбросил из избы.

Узнав ближе старика, бойцы полюбили его. А старик сразу же выделил Данилку Чиркова — то ли за душевное тепло, на которое так щедр был Молодой боец, то ли за смелость, а скорее всего потому, что почувствовал в нем родственную душу охотника, жадную к странствиям и опасности.

Зная о привязанности Данилки к Отцу, Чеверев часто отправлял их в разведку вдвоем. Но на этот раз Чирков должен был пойти на выполнение задания один. Путь предстоял долгий, трудный, и командир решил, что он будет не под силу старику.

Прослышав об этом, Отец пришел к командиру, снял шапку.

— Ты чего шапку снял? Не перед барином стоишь, одень! — прикрикнул на него Чеверев.

Старик продолжал стоять с шапкой в руках.

— Обижаешь, товарищ командир. Коли не нужен в отряде, прямо скажи, я уйду.

— Кто сказал, «не нужен»? — повысил голос Чеверев. — Не по летам горяч, Отец, как бы не влопался. — И, заглянув в глаза ему, добавил — Злобу-то свою спрячь, не кипятись, разведчику не положено. Не то сорвешься где не надо, провалишься.

— Земля-то, чай, везде твердая, выдержит. Не провалюсь, — надевая шапку, уже веселее отвечал Отец.