Николай Полудень - Есть такой фронт

Микола согласился. Вечером, когда в полях сгустились сумерки, а охранники тоже уже еле передвигали ноги, Гаврила Иванович и Микола донесли до места очередное бревно и, бросив его, нырнули в кукурузу. Никто не окликнул их. Пригибаясь, они побежали от полустанка на север, изредка останавливались и прислушивались, нет ли за ними погони. В конце кукурузного поля Осадчий решил передохнуть и дождаться полной темноты. Вскоре послышался немецкий говор, очевидно, солдаты фашистской охраны шли принимать посты. Потом раздался лай собак. Это было так близко, что Осадчий перевел дыхание и мысленно сказал себе: «Теперь все! Кончились наши мучения».

Но к их удивлению, разговор, который они только что слышали, начал постепенно удаляться. Значит, фашисты прошли мимо. Теперь — скорее в лес! Микола ни на шаг не отставал от Осадчего. Шли всю ночь. На рассвете недалеко в стороне показалось большое село с церквушкой. Микола неожиданно остановился. Несколько минут он задумчиво смотрел на домики, потом твердо сказал:

— Нет, дальше я не пойду!

Гаврила Иванович насторожился.

— Почему не пойдешь, Микола?

Парень кивком головы показал на село.

— Дом ждет меня. Отсюда вижу его. Одна мать осталась, и та больная. Разве можно уходить от своего очага?

— А где же немцы тебя схватили?

— На станции, — объяснил Микола. — Мать попросила съездить в город за теткой, перед смертью, видно, повидаться хотела. Не знала она, что беда ожидала меня. — Он опустил голову, тяжело и протяжно вздохнул. — Так что придется вам, Гаврила Иванович, идти теперь одному. Не страшитесь, тут начнутся сплошные леса, а дорога проходит по южной опушке. Не выходите на нее, поймают немчуги и снова запроторят в лагерь. Возьмите вот коробку спичек. В пути пригодятся. Завел бы вас в село, но боюсь: немцы могут быть там. Я уже пятый день путешествую. Спасибо за помощь!

— Ну что ж, прощай, Микола! Смотри, снова не попади в лапы фашистам. Видал, как они обращаются с нашим братом…

— Ничего, дома и камни помогают.

Они расстались. Много дней потом пробирался Гаврила Иванович к линии фронта. В пути он сильно похудел и оброс. Белье и одежда пропотели и стали грубыми. Питался овощами и ягодами. Дошел до изнеможения. Наконец, встретилась на пути маленькая, глухая деревушка. Осадчий с трудом добрел до крайнего сарайчика и упал от бессилия. Вечером пожилая, скорбная хозяйка вышла доить корову и увидела его. Подошла, расспросила, кто он и откуда.

— Не ты, сынок, первый проходишь здесь, — сокрушенно проговорила хозяйка. — Сколько горя и слез кругом. Никого не обошла война!

Подоив корову, она помогла Осадчему зайти в комнату, покормила. Потом растопила печку, поставила греть воду и принесла из кладовки большое корыто.

— Помыться надо тебе, — сказала хозяйка. — А то от грязи еще больше заболеешь. Не стесняйся, снимай свой малахай. После я постираю все, а пока наденешь белье моего сына.

— Спасибо, Мария Антоновна!

Гаврила Иванович остался у доброй крестьянки на излечение. Прошла неделя. Заботливая хозяйка внимательно присматривала за ним. Фашистов в селе не было, а заходившие соседи знали Гаврилу Ивановича как родственника хозяйки, чуткой и доброй матери солдата.

Несколько раз в эти дни вспоминал Осадчий свои детские, далеко не радостные годы и свой дальнейший жизненный путь. Небогато жил родитель Гаврилы Ивановича. Хлеба своего никогда не хватало, и отец вынужден был уходить ни заработки. Рано познал труд и молодой Осадчий. В 1919 году он добровольцем ушел в Красную Армию, сражался с полчищами Деникина, под Воронежем получил тяжелую контузию. В армии учился на разных курсах, a в 1923 году, после демобилизации, его направили на Кавказ на должность оперуполномоченного ОГПУ. Работа была беспокойная и ответственная, но Гаврила Иванович находил время и на учебу. После освобождения западных областей Украины Осадчего, как хорошо знающего нефтедобывающее дело, перевели в Дрогобыч. Каждую нефтяную вышку знал он в Бориславе, в каждом домике были у него знакомые и верные товарищи.

Так было. А теперь Гаврила Иванович лежал на койке и с болью вспоминал минувшие дни. В конце второй недели он почувствовал, что может уже подниматься с койки. Однажды утром сказал хозяйке:

— Пора мне уходить, Марья Антоновна.

— Не спеши, сынок, — забеспокоилась она. — Фронт еще далеко. Встань покрепче на ноги, потом и пойдешь. Вечером я позову надежных людей, они расскажут, как тебе лучше и безопаснее пройти к своим, а может, и напарник найдется…