Федор Шахмагонов - Хранить вечно

Я принадлежу к тому беспокойному сословию, которое всегда «анти», всегда против дикости, против попрания прав человека. Я всегда был против чего-нибудь, что принималось окружающими как долитое. Меня не устраивал или политический режим, или люди, стоящие у власти… Беспокойный характер? Нет. Мой характер так же чужд беспокойства, как и романтики. Откуда же эта неудовлетворенность? Я и сам не мог бы толком объяснить. Говорят, что это критический рационализм интеллигенции. Но разве только критический рационализм не мог примириться с тем, что нес с собой Гитлер?

Как я мог жить в городе, где на мою жену нашили бы знак, который означает, что она лишена всяких прав и первый встречный может поступить с ней, как ему заблагорассудится? Я знаю, что находились люди, которые оставались и в городе, и на своих общественных постах, когда их жен казнили или бросали в тюрьмы. А потом, когда Гитлер окончил жизнь в подземелье, со слезами умиления встречали своих «любимых», вернувшихся из Маутхаузена или из другого лихого места. Такому человеку я не подал бы руки. У каждого свой взгляд на порядочность, но есть какие-то нормы, которые утвердились в человеческом обществе как извечные. По этим нормам в трудную годину я покинул свою родину, чтобы спасти жизнь самому родному и самому близкому мне человеку.

Мы добрались на попутных автомобилях до пограничной зоны. Это были первые дни после аншлюса. Пограничные жители не по сердоболью, а за звонкую монету переправляли желающих под покровом ночи через границу.

Я тянулся поближе к родным местам, где, как мне казалось, нас не достанет Гитлер.

Я родился в 1903 году в городе Турка. Тогда это была Австро-Венгрия, империя Габсбургов. После первой мировой войны город Турка сделался польским городом.

Минуло с тех пор почти тридцать лет, и мы с Марией опять в бегах. Опять зловещее имя, опять зловещая тень. Герман Ванингер… Он вполне мог бы и подписать свое безымянное пожелание «долгой жизни». От этого ничего не изменилось бы!

Прошлое грозило, но в нем, в этом прошлом, я мог черпать и опыт!

Тогда мы бежали беспомощные и беззащитные. Теперь я мог и на кого-то, рассчитывать. Я точно знал, что мне ждать от Мельтцера, я знал, как ударить его но рукам.

Я не сомневался, что наш разговор в отеле с Марией мог быть подслушан и даже записан на пленку.

Я сел к столу обдумать в тишине, с какого конца начинать.

Фриц Грибль — хозяин мотеля. Это надежный товарищ, но его не надо раскрывать прежде времени. Все сходилось к Курту Ронштоку. Он моложе всех нас и легче на подъем.

В годы войны нам понадобились автоматы с запасными дисками для очень сложной и рискованной операции. Где и как достать это оружие в оккупированной Венгрии?

Обсудили массу вариантов, но ни одного надежного способа изъять оружие у гитлеровцев не находилось.

Курт Роншток был в нашей группе связным. Ему было тогда пятнадцать лет. Единственный сынок состоятельных родителей. Его отец приехал в Венгрию с немецкими оккупационными войсками. Он был искусным хирургом, работал в большом немецком госпитале. Отцовское имя давало Курту возможность свободного передвижения по стране. Он и нашел тот единственный способ, которого никто из нас не мог придумать.

По железным дорогам шла переброска больших воинских соединений. Курт подсмотрел, что немецкие автоматчики вешали автоматы на руль мотоциклов. Мотоциклы обычно грузили на открытые платформы и прикрывали брезентом. Возможно, что по установленным порядкам автоматчик не должен был выпускать из рук оружия, но где не нарушается порядок!

Курт попросил нас достать ему грузовик и обещал привезти не менее полусотни автоматов. Это звучало как сказка.

Условились, что грузовик будет его поджидать в небольшом лесочке возле железной дороги. Курт на одной из стоянок эшелона забрался на платформу и спрятался под брезентом. Эшелоны в основном двигались ночью. Когда поезд вышел на условленный перегон, Курт прошел по платформам, снимал с рулей автоматы и бросал их под откос. Потом и сам спрыгнул. Он доставил нам двадцать три автомата… Отчаянный мальчишка!

Теперь этот отчаянный мальчишка — юрист и владелец солидной конторы, которая ведет дела нескольких промышленных фирм. Но, кроме коммерческих сделок, Курт Роншток занимается еще чем-то, что он не рекламирует.

О роде его особых занятий я мог только догадываться. Дважды за последние годы он обращался ко мне со странными запросами: просил покопаться в памяти и рассказать о деятельности некоторых лиц во времена немецкой оккупации.