Федор Шахмагонов - Хранить вечно

Дайтц с упреком посмотрел на меня. Оказывается, он хотел, чтобы я уехал на неопределенный срок и вернулся бы только в день открытия судебного заседания. Даже не к открытию, а к часу, когда обвинение начнет вызывать свидетелей. Но разве ему известен этот час, если еще не решено, будет ли вообще в суде слушаться дело Ванингера?

На лбу Дайтца проступили крупные капли пота. Он что-то хотел мне сказать и искал, как сказать. Затем он все же выговорил эту трудную для него фразу: «Я хочу, чтобы вы выступили свидетелем на суде!» Он вложил скрытый смысл в эти, казалось бы, простые слова. Ему хотелось, чтобы я и моя жена на некоторое время покинули Европу. Нет ли у фирмы дел в Индии, к примеру? Или в Индонезии? Если таких дел нет, то почему бы мне не поехать туристом? Можно сослаться на расстроенное здоровье. К процессу я должен попасть вовремя. Для этого достаточно следить за газетами, можно условиться о телеграмме. Текст телеграммы будет совершенно нейтральным: что-нибудь о здоровье знакомого.

Походило, что Дайтц из тех, кто не был нацистом. Если принять версию, что он друг, то он сказал более чем достаточно. Если враг? В сложную он включается игру. Отстранить меня от процесса? Друзьям Ванингера проще разделаться со мной в той же Индонезии. В ФРГ было бы слишком вызывающе.

Я объявил президенту фирмы, что ухожу в отпуск. Надолго ли?

Наверное, ненадолго. Мы только что обвенчались с женой. Добрая старая традиция — свадебное путешествие.

Он улыбнулся моей шутке — он был одним из тех, кого мы пригласили на свадьбу.

Путешествие? Куда?

Я ответил уклончиво: по европейским странам.

Он не возражал. Но и у него есть ответная просьба: составить так маршрут, чтобы заехать в Западную Германию и решить одно срочное дело с приборостроительной фирмой. Я не мог отказать президенту в любезной просьбе, хотя и нарушил этим запрет Дайтца. Запрет? Может быть, это слишком категорическое определение. Он только советовал не ездить в Западную Германию. Я получил от президента установку на переговоры и оформил документы для поездки через Западную Германию во Францию, а из Парижа самолетом в Москву.

Теперь надо было запутать следы. В Западную Германию я дал заявку на поездку автомашиной. Самый рискованный вид транспорта в моем положении. В Австрии они меня не тронут, подождут, когда пересеку границу. Пограничная зона тоже не очень пригодна для таких дел. А далеко забираться по дорогам Западной Германии я не собирался. Машина всегда может испортиться. Я ее оставлю в одной известной мне ремонтной мастерской и позвоню президенту приборостроительной фирмы. Он, конечно, вышлет свою машину: долг вежливости. Дальнейшее путешествие будет менее опасным. Фирма проводит меня на аэродром, я вылечу во Францию и там сяду на советский самолет…

Должен ли я сообщить о своем маршруте Дайтцу?

Если считать, что он друг… А какие у меня основания считать его другом? Его визит ко мне в дом? Любопытный визит… И совет его выехать — тоже любопытный совет. Однако точно так же должен был вести себя и тайный союзник Ванингера.

Он заговорил со мной о «ягуаре». Разве для меня это было новостью? О том, что владельцы «ягуара» готовили мне «неприятность», я знал и без него. Друзьям Ванингера, несомненно, было бы интересно обсудить со мной эту «операцию», узнать, догадался ли я, откуда появился «ягуар», какие я хочу принять предосторожности, заметил ли я еще что.

Грозить мне не имело смысла. Значит, мягко, вежливо, полунамеком предупредить… А кто предупреждает об опасности? Следователь! В его устах дружеское предупреждение весьма весомо. Отойди Эльсгемейер от этого дела, и все опасности минуют. Ты задумал выехать на Восток, в Советский Союз, хотя эта страна и была названа Дайтцем, а уезжаешь на Запад, поближе к друзьям Ванингера и тем, кто уже висел у тебя на хвосте в «ягуаре».

Слежка может вестись не только с помощью внешнего наблюдения. Я предупредил Марию, чтобы она была осторожней… Друзья Ванингера могут услышать наши разговоры. Не так-то уж это сложно при современной радиотехнике.

Мы собирались в дорогу, перед выездом я тщательно осмотрел машину. Она оставалась без присмотра на открытой стоянке возле конторы нашей фирмы.

И что же? Я оказался нрав. Под задним крылом я нашел звукозаписывающую установку — магнитофон на тонкой проволоке. Он держался за корпус мощным магнитом, работал от батареек, заряда которых хватило бы по крайней мере на месяц. Я не снял магнитофона. Пусть пишет… Пусть пишет все, что я захочу говорить, зная что меня записывают.