Владимир Понизовский - Посты сменяются на рассвете

Росарио легко перепрыгнул через загородку. Схватил за рога крепыша бычка и ловко, казалось, без усилия, повалил его на спину. Бычок беспомощно засучил в воздухе копытами.

«Ишь ты...» — посмотрел на бывшего пикадора Андрей Петрович.

Боцман Храпченко не удержался, перелез через ограду, подступил к другому бычку, вцепился в него, сопел-сопел, но побороть не смог:

— Ч-чертов сын!..

Подошли светловолосые парни. Они были в клетчатых рубахах, их носы на январском солнце обгорели до клочьев.

— А, морячки! Здорово! Есть ростовские? А харьковские?..

Так на фронте искали земляков...

Гурьбой вернулись в поселок.

— Красиво живут, — сказал комсорг Жора.

К стенам коттеджей были прикреплены таблички. Андрей Петрович поначалу не обратил внимания, но, приглядевшись, прочел надпись, повторявшуюся на каждом жилище: «Это и твой дом, Фидель!»

На стене одного из домов была вывешена фотография юноши. Траурная черная рамка. К стене прислонены охапки полевых цветов.

Управляющий стянул с головы широкополую шляпу и из бравого ковбоя превратился в курчавого юношу с погрустневшим лицом:

— Ольварес, мой друг. Недавно убили, когда сторожил плантацию. Гусанос переоделись в форму наших бойцов. Ольвареса убили, а тростник подожгли. Его мать сказала: «У меня есть еще четверо сыновей, и каждый из них готов отдать жизнь за свободу!».

Андрей Петрович подумал: мать этого Ольвареса похожа, наверное, на Пасионарию. «Лучше быть вдовой героя, чем женой труса». Это еще тогда, в Мадриде... А потом, в Москве, Долорес Ибаррури, мужественно приняв удар — весть о гибели своего сына Хосе под Сталинградом, — показала, что достойна своих слов... Да, Испания — Сталинград — Куба — звенья одной цепи...

Он огляделся. Как все здесь мирно, будто дремлет под солнцем. Но и здесь еще гремят выстрелы. А в Гаване, может быть, в эти самые минуты Феликс и кто-то из его парней идут под пули Маэстро.

Мерильда плелась по ночной пустынной улице. В голове кружилось. Пустота. И такое чувство, будто ты бесконечно стара... Впереди, над подъездом небоскреба, светились огни. Она прочла: «Radio Patria». Это здесь, кажется, служила Бланка?.. Странно: в душе ничто не шевельнулось — ни жалость, ни угрызение... Пустота.

Рядом с подъездом, напротив, в лоджии дома, Мерильда увидела маленькую кофейню. Стойка ее была открыта на улицу, за прилавком молодая мулатка, позевывая, мыла чашки, расставляла их вереницей, донышком кверху на маленьких блюдцах.

Было тихо, только привычно шумело море. Мерильда подошла к стойке. Порылась в сумочке:

— Налей.

Девушка молча наполнила чашку ароматным кофе.

— Чего-нибудь покрепче. Рома с апельсиновым соком. — Залпом выпила, протянула рюмку: — Еще. — Достала кошелек, вытряхнула на стойку все его содержимое: — Хватит?

Девушка неодобрительно глянула на нее:

— Шлепала бы домой. Уже и так накачалась.

— Домой? — покачала головой Мерильда. — В моем доме — школа коммунистической морали. Ха-ха!..

— Не трепи языком. Ничего не дам.

— Умоляю, милочка! — жалобно попросила женщина. — Это у меня сегодня ничего нет. А завтра я тебя озолочу.

— Как же, поверила.

— И ты не веришь?.. — Она закрыла лицо руками, закачалась на стульчике из стороны в сторону. — И я не верю... Ничего больше нет и не будет... Пустая консервная банка из-под анчоусов... Сожрали анчоусы, а банку — пинком на помойку...

Девушке стало ее жаль. Налила рюмку, Мерильда залпом выпила.

— Спасибо, милочка!.. — Рассмеялась: — Даже для Пиноса не подхожу... Так: то ли карманница, то ли шлюха...

— Ну и нализалась! — с презрением сказала девушка, собрала рюмки и вытерла доску. — Противно. Мужчины пьют — ладно, они мужчины. А женщина...

У стойки появился прохожий. Его голова жирно лоснилась бриолином под светом ламп.

— Двойной! — еще издали крикнул он, поднимая два пальца.

Девушка молча подала ему стакан баккарди. Он выпил, причмокнул и потребовал:

— Повторить! — Достал из-за пазухи туфли, протянул через стойку: — А? Такие по карточкам не отрежешь, а? Мечта, а?

Мулатка взяла, повертела в руках, погладила носки:

— Прелесть?

— Блеск-треск, а? — подмигнул мужчина. Кивнул в сторону моря. — Оттуда. Не дешево, но и не дорого. Берем, а?

Она вышла из-за стойки. Скинула башмак. Начала примерять.

— Не лезут... Не лезут, хоть лопни! — С сожалением отдала. — Еще влипнешь — контрабанда.

Мерильда подняла голову, помотала ею:

— Не-ет, консервная банка...