Алексей Удалов - Дар страны Мидос

Ведь раньше совсем не очевидной (и даже нелепой) была мысль о ценности каждой человеческой жизни, достоинстве, равноправии. Раньше господствовало сословное право: жизнь крестьянина в руках дворянина; удел одних — рабский труд, удел других — почти бесконтрольная власть. В обществе, как в верхах, так и в низах, это считалось обычным, извечным и единственно возможным укладом жизни. Даже многочисленные бунты, крестьянские войны сводились лишь к тому, чтобы ослабить чрезмерный гнет, либо самим занять место господ. Суть была одна: человек сам по себе — ничто, главное — положение, которое он занимает.

Постепенно, со скрипом, мы поломали эту догму. Европа раньше других освободилась от сословного рабства, остальные подтягивались к ней долго и неуверенно.

Но уничтожить сословность — это только начало пути к достойной жизни. То, что раб обрел номинальную свободу, не сильно изменило его жизнь. Изменилась форма паразитирования. Прямое подавление сменилось материальным гнетом. Большинство жителей планеты, как и прежде, за беспросветный труд награждались полунищенским существованием. Это тоже надо было ломать.

Социал-демократия — наше изобретение. Идея социального баланса и разумных ограничений. Современная относительно благополучная Европа — плод этой идеи. С ней отчаянно боролись господствовавшие слои, но прогресс дал людям образование и интеллектуальное развитие, а оно пробуждает чувство собственного достоинства. Когда таких людей много, они начинают менять систему распределения жизненных благ. Часто это проходило, увы, путем революций. Революция по форме — безусловное зло. Кровь и хаос. Но по сути это неизбежность. Виноваты в ней скорее те, против кого ее делают. Это они, вцепившись зубами в неправедные богатства и привилегии, не думая о своем собственном будущем, довели ситуацию до предела. Типичный пример — российская монархия в двадцатом веке.

— Да, уж. Пока этот венценосный играл в самодержца, большевики такую кашу заварили…

— Не забывай — монархию свергла еще Февральская революция. Но она не предложила новых идей. А идеи — одна из самых мощных энергий, управляющих миром. Поэтому в октябре семнадцатого года власть снова сменила вывеску. Новые идеи предложили большевики, упаковав их в понятный для всех лозунг: «Мир — народам. Земля — крестьянам. Фабрики — трудящимся». Всё. Шесть этих слов, которые впервые сказала власть, перевернули мир.

Но большевики, к сожалению, оказались крайними радикалами. Если бы не их экстремизм, оттолкнувший от них массу людей, Белое движение никогда не собрало бы таких армий. Ленину советовали не перегибать палку, но фанатики, особенно создавшие собственную теорию, очень неохотно идут на компромисс с реальностью. Правда, в начале двадцатых годов, зная о развале экономики, он долго колебался и все же согласился на НЭП, который мы ему предложили… Я тебе, конечно, очень обще все объясняю, для экономии времени — все противоречия и движения жизни в один присест не охватишь…

Так вот. Ноэлиты тоже в это время не спали. Они запускали свой новый людоедский проект. Он назывался фашизм, или национал-социализм.

Спекулируя на социалистических идеях, очень популярных в Европе, они подвели под это дело националистическую основу: мол, социальная справедливость и всеобщее благоденствие обязательно нужны — но только для «развитых» народов. А остальные — это бракованный материал, который надо использовать именно как материал.

У людей тогда не было иммунитета против таких теорий. Да, по большому счету, его и сейчас нет… К тому же, чтобы претворить это в жизнь, не надо было заражать антигуманными идеями целые народы. Надо было только подготовить группу людей, которые на волне патриотизма придут к власти. А потом узурпируют эту власть и превратят ее в машину смерти. Народ поначалу и знать-то не будет истинных замыслов правителей. А позже, когда машина раскрутится, часть людей, особенно вскормленных этой идеологией, воспримет все ужасы как должное — ведь это им уготована роль господ, а остальные содрогнутся, но молча, про себя, за исключением убежденных борцов с режимом, очень малочисленных в условиях диктатуры.

Сначала ноэлиты наметили мировым диктатором итальянца Муссолини. Он примелькался им своими экстремистскими выступлениями. Обработали его как надо, привели мысли и чувства в более-менее стройную систему. Помогли придти к власти. Но он их подвел. Его фанатизм был больше опереточным нежели деятельным, способным изменить мир. Да и в стране не оказалось той пружины, взведя которую, можно было ломать хребты сколько-нибудь серьезных государств.