Мариан Фредрикссон - Книга Каина

Каин поел баранины, захваченной из дому, попил воды из ручья. Хлеб есть не стал: в нем таилась скорбь, чувствовал он. Натянул на себя одежду. Задумался.

Он мог уже идти, чтобы добраться до реки до наступления ночи и заночевать на дереве, как делала Ева. Но была опасность, что его обнаружат, ибо люди Эмера уже, наверное, отправились на равнины в поисках весенних пастбищ. Он не должен был встречаться с ними – они никогда бы его не поняли.

Адам смог.

Каин чувствовал, что устал, что нуждается в отдыхе после бессонной ночи. Только вот решится ли он пересечь равнину темной ночью? Там много львов.

Каин посмотрел на свои пожитки, на огниво, топор, нож. И принял решение.

В следующее мгновение он уже спал в тени неподалеку от потока.

В сумерках он спустился с горы, а добрался до ее подножия уже в кромешном мраке. Он сделал плеть из сухого камыша, смазал ее бараньим жиром, зажег. Она горела медленно и распространяла едкий запах дыма.

С горящей травяной плетью в одной руке, ножом в другой и котомкой за спиной начал он свой поход на восток, к реке.

Спокойствие не покидало его – как всегда, когда требовалось внимание и собранность.

Равнина оказалась огромной, куда больше, чем он думал. Его ожидала длинная дорога. Но лишь один раз ему почудилось, что сзади блеснули зеленые глаза хищника, послышались его вкрадчивые шаги. С быстротой молнии поджег он траву между собою и зверем, и она загорелась удивительно хорошо, несмотря на весенний дождь, и еще долго освещала ему путь.

Он шел к реке.

Когда первые красные лучи солнца коснулись воды, он уже был у самого берега. Река оказалась куда больше и величественнее, чем он представлял себе.

Потом он, как когда-то Ева, сплел плот для вещей и одежды, переплыл реку и отправился к большим лиственным лесам у горизонта. Он добрался до опушки, как раз когда солнце достигло полуденной выси. И только тогда позволил себе сделать остановку и сел на траву под кроной огромного дерева.

Он снова проголодался и на этот раз поел хлеба.

Здесь было очень покойно, очень светло. И что-то особенное, как и говорила мать, заключалось в этом Свете без теней, что-то умиротворяющее.

Вскоре Каин спал.

Проснувшись во второй половине дня, он пошел, уже осознанно, следуя созревшему в голове замыслу, прямо в сердце лиственного леса, где должен был обитать дикий народ. После недолгого перехода Каин услышал их и стал продвигаться крадучись, укрываясь то за одним, то за другим деревом. Заметив стаю, он выбрал ствол поудобнее, беззвучно и ловко залез по нему в безопасную крону.

После полуденного сна, отмеченного расплывчатыми видениями, он оказался свидетелем неудержимого совокупления похотливого племени прямо под его деревом. Но увиденное не заключало в себе радости свободных объятий.

Оно было отвратительно.

Словно когтями, взглядом вцепился Каин в Сатану, с детства бывшего властителем его дум.

Каин наблюдал за ним, испытывая отвращение: глупость, жестокость, насилие. И самое ужасное – это обрюзгшее лицо с полузакрытыми глазами, непонятно как связанное с мускулистым совокупляющимся телом.

Один раз Сатана поднял глаза, и Каин заглянул в них. Они были черными, печальными – и очень знакомыми.

В этот миг буря вновь подхватила Каина с неистовой силой, швырнула вниз с дерева и он очутился прямо перед Сатаной.

Сквозь рев ветра Каин услышал сумасшедший вой стаи, когда вонзал свой нож в сердце Сатаны, потом развернул клинок, вытащил и рубанул, рассекая живот.

Кишки убитого вывалились наружу, и в голове Каина настала наконец тишина. Он вытер нож о траву и пошел к редколесью.

А лесной народ исчез, словно его поглотила сама земля.

Выходя из леса, Каин заметил, что застывший Белый Свет приобрел налет черни, полосами и пятнами танцевавшей вокруг его ног.

Сорок шагов разделяли золотой трон и крылатого каменного льва в конце колоннады. Это она знала – она проходила их каждую ночь многие годы.

Вот уже несколько десятков лет бог сна не жаловал царицу Нода. Ночи напролет блуждала она по мозаичному полу башни, построенной в степи по приказу Алу Лима, первого царя из их рода.

Сорок шагов, столько же обратно в нынешнюю ночь, как и во все предыдущие. Со стен взирали на нее с упреком образы умерших властителей. И молчаливые стражи привычно наблюдали за хрупкой фигуркой, отсчитывающей медленные, но решительные шаги, приглушенные золотыми сандалиями.