Евгений Рябчиков - Поединок на границе

После каждого шороха, треска или стука Карацупа мрачно останавливался и чутко прислушивался. И молчал. «Лучше б поругал!» — думал я.

Через восемь километров я почувствовал слабость. Ноги подкосились. В желудке засосало, а в висках застучали какие-то звонкие медные молоточки. А Карацупа шел без устали, легко, спокойно. «И так он ходит каждый день, — невольно подумал я. — Ходит не по пять и не по десять, а по двадцать и даже по тридцать и пятьдесят километров!»

Карацупа иногда останавливался, нетерпеливо поджидал, пока я отдышусь, и снова шагал вперед, и опять маячила передо мной его коренастая спокойная фигура.

Сколько мы шли? Потерян был счет и шагам и часам. А Карацупа прибавил шагу.

Брезжил в сопках рассвет, и в кустах зашевелился ветер.

Индус, бежавший впереди, останавливался, нюхал воздух и прислушивался. Карацупа замедлял тогда шаг и тоже прислушивался.

Охватив широкой петлей часть долины и сопок, мы подошли в сгущавшемся тумане к границе. Реки еще не было видно, но за кустами чуть слышался плеск. Холодной сталью блеснула вода, показался бревенчатый мостик, переброшенный через приток реки. Тут Индус сделал стойку. Понюхав воздух, овчарка чуть слышно фыркнула. Где-то далеко квакали лягушки.

Карацупа слушал и вглядывался в скрытую мглой сторону, где лягушачий хор нарушал сонную тишину. Видимо, его всерьез заинтересовали лягушачьи переговоры. Он лег, приложил ухо к камням. Я последовал примеру следопыта и тоже припал к земле. Камень резал ухо, но ничего не было слышно.

— Нарушитель идет!.. — прошептал Карацупа.

— Где? — заволновался я.

Боец, лежавший рядом, коснулся своими горячими губами моего уха, накрыл наши головы шинелью и чуть слышно пояснил:

— Коли зверь бежит где-нибудь поблизости, лягушки молчат около самого зверя — они квакают только вокруг него. А когда человек идет, дело другое: лягушки встречают человека молчанием. Но как пройдет человек, сейчас заквакают. Так они и провожают кваканьем человека по следу.

Карацупа вскочил и пошел быстрым, но бесшумным шагом. Индус нервничал. Следопыт нюхал воздух и на ходу осматривал окропленные росой ветки лозняка, иногда он нагибался и что-то искал в мокрой траве. Вдруг со всего хода он лег на землю и снова «прослушал» ее. Поднявшись, Карацупа глянул на выжидательно смотревшую на него собаку и словно посоветовался с ней. Брови у пограничника сомкнулись, глаза стали жесткими и холодными. Он напряженно думал. Создавалось впечатление, что так же напряженно думает и Индус.

Посмотрев еще раз на своего четвероногого друга, Карацупа принял решение и внезапно изменил направление: повел овчарку не по прямой, а по дуге, охватывавшей значительную часть прибрежья. Подняв торчком уши, Индус торопливо бежал впереди, выражая всем своим видом крайнюю озабоченность и тревогу. Иногда он останавливался и вглядывался в туман, и тогда застывал Карацупа, а за ним и все мы.

Застревая поминутно в отсыревших кустах, ронявших на наши шинели тяжелые капли, мы наконец очутились на берегу небольшой речки. Овчарка обнюхала камни и потянулась на противоположную сторону. Карацупа не дал плыть Индусу, он подхватил его и перенес на себе.

Соскочив с рук, Индус сильным движением стряхнул с шерсти брызги и серьезно посмотрел на Карацупу. Никогда прежде не представлял я себе, что собачий взгляд может быть таким умным и красноречивым.

Жидкий, слабый свет нарождавшегося утра чуть серебрил пелену тумана. Казалось, мы ходили внутри облака.

Бесшумно раздвинув черные кусты, Карацупа вышел на луг. Высокая, почти черная трава с серебристым отливом стояла неподвижно. Следопыт забрался в нее и присел. Снизу и сбоку он посмотрел на тускло освещенную луговину. По обильной росе причудливыми мазками тянулась прерывистая полоса.

— Следы!

Карацупа вскочил, дал нам рукой сигнал: «За мной!» — и побежал вдоль темной полосы, исчезавшей в тумане. Вскоре он бросился к следу, наиболее выделявшемуся в траве, и поднялся с колен злой и хмурый: не от границы, а, наоборот, в сторону рубежа тянулись ясные слепки конских копыт.

Следопыт сдвинул на затылок шлем, сел на корточки. Откуда здесь конь? Карацупа привычно извлек из кармана сантиметровую ленточку и ловко измерил вмятину. Да, это был след копыта. И глубина его, и рисунок, и отпечаток шипов рассказывали пограничнику, что по траве примерно час назад прошел конь. Но Индус беспокойно фыркал, рвал поводок. Карацупа погладил собаку, ласково шепнул ей какое-то заветное слово и приказал идти вперед. Я думал, мы пойдем по ясным следам к границе, куда они как будто вели, но Карацупа побежал с собакой в противоположную сторону.