Луи Буссенар - Под Южным крестом

Сэр Гарри чрезвычайно обрадовался этому сигналу, сопровождавшемуся, кроме того, ружейным выстрелом.

— Слава Богу, — сказал он, — наши не умерли!

Вскоре от берега отплыла большая, тяжело нагруженная шлюпка, в которой сидело девять человек, и беспрепятственно подъехала к яхте. Устье реки было очищено, шайка бандитов вернулась в свою берлогу. Пассажиры шлюпки, укрывшись в густом лозняке, в бессилии смотрели на жестокую борьбу и теперь с криком «ура» полезли на борт яхты, торопясь увидеть тех, чья неожиданная помощь решила исход боя.

При всей британской выдержке сэр Гарри не мог скрыть своего удовольствия. Подшкипера он встретил крепким рукопожатием, а матросов, которых не надеялся увидеть живыми, приветствовал ласковыми словами. Все поздравляли друг друга, и только машинист, длинный, угловато сложенный мужчина с грубым лицом и козлиной бородой, не принял участия в общей радости. Сделав неловкий поклон, он положил за щеку новую щепотку табака и, ни слова не говоря, стал спускаться по лестнице в машинное отделение.

— Почтенный мистер Кеннеди не словоохотлив, — сказал, улыбаясь, сэр Гарри. — Впрочем, я мало его знаю. Он всего две недели на яхте, и то из-за болезни моего машиниста-англичанина, который не смог ехать дальше, Янки все-таки хороший народ, несмотря на то, что с виду нередко бывают чем-то средним между лошадью и крокодилом, что и сами сознают.

Насколько неприветлива была внешность машиниста, настолько же был любезен и внимателен подшкипер. Его предупредительность граничила с назойливостью, а странная манера коверкать английские слова и непонятные фразы, отдававшие не то Италией, не то Провансом, через несколько минут успели внушить мнительному Андрэ смутное подозрение. Что-то лживое было в голосе, в интонации и во всей фигуре подшкипера.

Доктор, который сам был марселец, слушал и ничего не мог понять в этом наборе удивительных звуков. Наконец он не вытерпел и сказал со своей обычной прямотой:

— Вот что, земляк, нечего нам ломать прекрасный язык Шекспира; я француз и вдобавок марселец. Давайте говорить на нашем наречии, ведь вы, если не ошибаюсь, тоже родом из окрестностей Каннебьера.

— Синьор Пизани генуэзец, дорогой доктор, — возразил сэр Гарри. — Поэтому вы и приняли его за марсельца.

— Он такой же генуэзец, как и мы с вами, — хотел было ответить доктор, но вовремя удержался и мысленно прибавил: «Голову даю на отсечение, что он чистокровный моко».

— Я очень рад встрече с синьором Пизани, — продолжал англичанин. — Раньше у меня не было подшкипера, был только боцман.

Доктор поклонился с серьезным видом, а мнимый генуэзец с бесконечными поклонами удалился в свою каюту.

Андрэ остался наедине с флотским хирургом. Вошел Фрикэ, сдавший паровик машинисту. Он был черен, как негр, и мокрый, точно из бани.

— Фу! Вот жара-то! — сказал он, садясь рядом с друзьями. — Слава Богу, отработал. По правде сказать, я очень рад, что моя смена закончилась. А уж мой преемник — батюшки светы, что за голова. Медведь медведем. Вошел, глянул важно, свысока, словечком меня не удостоил и, повернувшись спиной, преспокойно встал на мое место. Честно говоря, я к такому обращению не привык, и мне очень хотелось плюнуть ему в бороду. В прежнее время я так бы и поступил. Но с тех пор, как я сделался джентльменом, я научился держать себя как следует.

— Ах ты, шалун! — сказал доктор, которому всегда ужасно нравилась веселость Фрикэ.

Мысль о подшкипере преследовала его неотвязно, и он снова заговорил о нем:

— Это последнее дело, коли провансалец скрывает свое происхождение. Как все рыжеволосые люди, моко бывает или очень хорошим человеком, или дрянью.

— Я с вами совершенно согласен, — ответил Андрэ, — он не итальянец. Я знаю этот язык, как свой. Я изучил все его наречия, в частности и генуэзское. Все они различаются произношением некоторых слогов. Прежде мы не стали бы обращать на это внимания, но на этот раз будем осторожны.

— Но где я видел это лицо? — продолжал размышления доктор. — Наверняка могу сказать, что я не в первый раз имею удовольствие лицезреть этого молодца. Я ведь много повидал на свете. Синьор Пизани молод — лет, так, тридцати двух. Темная кожа, черные волосы, борода клинышком, вздернутый нос, — ничего особенного. Но что в нем удивительно, так это светлые глаза. Эта аномалия должна была поразить меня и прежде. Ну, после увидим.

Человек, так взволновавший доктора, был приглашен к завтраку, который сэр Гарри устроил в честь пассажиров. Разговор, разумеется, зашел об утренних событиях, и сэр Паркер, еще раз в теплых выражениях поблагодарив французов, повторил им свое предложение относительно союза.