— Как долго не наступает прилив! — пробормотал Фрике. Теперь даже ему было не до шуток. — Да и прилив еще не все. Как мы избавимся от этих гадин? Стрелять отсюда нельзя — пули продырявят всю лодку! .. До чего жарко! Я никогда так не пекся, даже когда служил кочегаром. Эй, друг, это не дело! Ты что? Теперь не время! — Один из бретонцев лишился чувств, другой был близок к этому.
Из трех белых один лишь юноша хорошо переносил невыносимую жару — ни дать ни взять, саламандра note 56. Он принялся энергично растирать упавшего в обморок матроса, поручив другого одному из негров.
— Делай как я, господин Белоснежка. Три хорошенько. За кожу не бойся — она у него толстая… Наконец-то!
Последнее восклицание было вызвано отдаленным рокотом, пронесшимся по реке — рокотом начавшегося прилива, усиленного вскоре гулом прибоя. На илистую отмель, все еще оккупированную крокодилами, набежала первая волна и тихо лизнула борт шлюпки.
Прилив надвигался. Он нес спасение. Но требовались большая осторожность и терпение.
Молодой человек снял с себя длинный шерстяной пояс и опустил его концом в реку. Ткань впитала воду — правда, теплую, мутную от ила, но все-таки воду. Можно было сделать компресс больным и облегчить их страдания.
Трупы убитых крокодилов всплыли; ряды осаждающих расстроились. Лодка начала вздрагивать. Потом заколыхалась, повернулась на якоре и встала против прилива.
Рептилии, заметив, что судно качается, пришли в беспокойство. От их возни оно закачалось еще сильнее. Вся свирепость аллигаторов куда-то исчезла. Они легли на животы, расставив в стороны лапы, и растерянно озирались по сторонам, чувствуя, что попали в западню.
Нужно было сниматься с якоря. Но как? Крокодилы в воде не представляли опасности: борт у шлюпки был достаточно высок и взобраться на нее они не могли. А вот непрошеные пассажиры на палубе…
Парижанин бубнил:
— Если бы поменяться местами — нас в тень, а их на солнце, — было бы полбеды: изрешетить тент пулями не опасно… Э, да вот что. Твари струсили и присмирели. Нападем на них втихомолку. Друзья: настолько ли вы оправились, чтобы посидеть с минуточку верхом на раме?
— Ничего, сможем, — отвечали матросы.
— Черномазых нечего и спрашивать: эти куда угодно взберутся. Так вот: берите каждый по ножу, садитесь верхом на раму и перережьте все завязки, удерживающие парусину. Поняли?
— Да! Крокодилы попадут будто в сеть.
— Прекрасно. Накроем всю компанию. Действуем по моей команде. Раз, два! .. Режь! .. Так. Ну теперь, значит, летим!
Затея удалась. Парусина свалилась на оцепеневших крокодилов — они даже не пошевелились.
Фрике и экипаж спрыгнули на палубу, закрепили ткань над хищниками и связали им веревками хвосты, почти столь же опасные, как и челюсти. Негры опомнились от страха и, получив разрешение, перерезали крокодилов, а трупы без церемоний побросали в воду. Впрочем, не все. Один исполинский экземпляр восьми метров длиной юноша велел оставить, чтобы сделать из него чучело.
— Вы, господин аллигатор, будете украшением моего кабинета, — прокомментировал парижанин. — Я вас подвешу под потолком.
Шлюпка благополучно отчалила и поплыла вверх по реке. Десять часов шла она без остановок — фарватер note 57был везде свободен. Француз подсчитал, что они сделали в тот день шестьдесят километров, почти столько же, сколько в первые два дня.
Судно летело на всех парах, мимо поросших высоким лесом берегов, вспугивая мириады разноцветных птиц.
Хотя препятствий впереди видно не было, один из матросов стоял на вахте. Фрике держал руль.
Вдруг лодка резко остановилась, от сильнейшего толчка европейцы и негры повалились друг на дружку.
На какой камень наткнулась шлюпка. — Хрип лошади. — Смерть гиппопотама. — Разнести живую баррикаду. — Были звери — теперь люди. — Отступление, а не бегство.
Если искать животное, менее всего похожее на лошадь, это несомненно гиппопотам, что в переводе с греческого значит: «речной конь». Так назвали его древние греки, и название сие почему-то оставили за ним современные ученые, несмотря на то, что оно совершенно противоречит здравому смыслу.
Вспомните лошадь: гордая гибкая шея, закругленный круп note 58, тонкие быстрые ноги. Теперь взгляните на бегемота: бесформенное туловище, какой-то громадный обрубок на четырех подпорках, напоминающих плохо обтесанные столбы. Что общего с лошадью у этой чудовищной свиньи?
А между тем название дано, и оно прижилось. Что же такое «речной конь»? Млекопитающее из семейства травоядных парнокопытных, подотряда нежвачных. Стало быть, ничего лошадиного.
Читать дальше