Виктор Сафронов - Привет из ада

Так, до утра, никто из дежуривших на блокпосту не смог уснуть. Ждали повторной атаки лютого ворога. Зорко всматривались в темноту, готовясь отбить лихие наскоки конницы.

Ожидание и нервное напряжение этой ночи, нарушалось и прерывалось дружным храпом из отрытого окопа, где дрыхла не обращая внимания на смертельную опасность бравая четверка с Колей Рысаком по середине.

Бравируют?

Манкируют опасностью?

Нет, просто спят. Уж больно, болезные, намаялись за день.

Утро принесло новые заботы.

Пришлось вставать, умываться и чистить зубы.

После приятных минут связанных с водными процедурами вся четверка в недоумении ходила вокруг сгоревших ночью палаток и громко возмущалась. Запевалой частушек выступил Алексей.

— Вот, суки, а? Кто это сделал? Оторвать им всем… чтобы не болталось… Такую красоту порушили…

От имени личного состава он начал высказывать наболевшее и выплескивать на других горечь утраты, как бы приглашая и остальных поучаствовать в оплакивании утраченной красоты и строгой геометрии походных палаток.

— Это что же такое делается? — поддержал его Рысак. — Жрачку с сигаретами, хоть не тронули?

— А чего нас не разбудили? Что ж это получается, опять самое интересное пропустили? — загоревал Степан.

Троица внезапно остановилась.

Повисло неприятное молчание.

Все трое смотрели на Кондрата Буряка.

Тот пытался сойти за умного, то есть промолчать. Но сослуживцы плотнее его обступили и, он рванул от души.

— Вот ведь, курвы… Прясть их яйца, — коротко выкрутился Кондрат идущими от души мятежными словами.

Ну, и на этом, спасибо.

После сытного, но молчаливого завтрака полуфабрикатами возобновилась обычная рутина армейской жизни. Пришлось встречать и разгружать конвой прибывших вездеходов с боевым запасом, сигаретами и продовольствием.

Оставшуюся часть дня, практически до ночи, укрепляли укрепление укреплений (простите за тавтологию).

Камни на носилках и песок в мешках никто никого носить не заставлял.

Зачем заставлять? Все прекрасно, хорошо и живо запомнили события прошедшей ночи, особенно ту ее часть, когда над головой и другими выступающими частями тела весело чирикали пули и пстрикали горячие осколки ручных гранат и мин.

Поэтому, зачем кого-то заставлять, когда песок, гравий и камни берут на себя предназначенные лично тебе смертоубойные металлические предметы.

Не надо заставлять. Остановился, водички попил и опять за работу. Не для дяди, для себя стараешься…

После взятого сумасшедшего темпа работы. Ближе к ночи. Наступило время отдыха. Личный состав, несмотря на великолепный пейзаж, окружающий со всех сторон готов был рухнуть в сон там, где стоял. Один неугомонный Гусаров с пропеллером в заднице ни как не мог отключиться. Он тут же начал сочинять очередное письмо в адрес гебешного представителя. Зачем?

Зачем это делать адреналинщику, зависимому от впрыскивания в мозг очередной дозы гормона мозгового слоя надпочечников?

Он знал ответ на этот вопрос прозвучавший от любопытного Рысака.

Чтобы тяготы и лишения связанные с несением воинской службы не казались пресными и нудными. И еще, в целях внесения разнообразия в жизнь центральной нервной системы и включения неиспользуемых участков мозга.

— Так, работаем без страховочных тросов, — сразу предупредил он Степана. — Давай ему забабахаем что-нибудь по-нашему, по-шекспировски без претензий на гениальность. Чтобы ему, простому человеку было интересно читать и непонятно разбираться.

— Давай, — с большим сомнением согласился Степа. — Но раз по-нашему, тогда ничего писать не будем.

— А что случилось? — обиделся Алексей.

— Пока еще ничего. Но обязательно случится. Я в лесу камеру оторвал по которой нас транслировали…

Он повернулся и достал из рюкзачка небольшую допотопную камеру.

— Прикрепим к ней видеокассету и попросим сорванного с дерева бойца, пусть в комнате у адресата прямо в вытяжке над унитазом установит… Но, уж, чтобы обязательно в глаза бросалось.

Гусаров, прикрыв глаза покрутил головой, как бы взвешивая внутри это предложение.

— Да, Шекспир, отдыхает, — На этот раз Алексей, обиделся по-настоящему с завистью.

— Он давно уже отдыхает, — не понял своеобразной идиомы Степан.

Алексей задумался. Придя в себя, со значением заулыбался, как будто его щекотали в щекотливом месте. Потом, стараясь казаться равнодушным, поинтересовался у автора идеи, ревнуя его к задуманному: