Виктор Сафронов - Привет из ада

Перспективу ночевки в тайге никто не отменял. Теперь имея такое сокровище это не пугало. Прислушавшись к совершенно новым ощущениям, осталось только удивиться тому, как запредельно приятным бывает тепло.

Все это было рассчитано, на три, ну максимум пять дней пути, хотя до контрольной точки, где его ждали, было гораздо ближе. Из расчета идеальных условий — часов двенадцать-пятнадцать. Чем объяснялись все эти сложности, было не очень понятно. На дороге просто мог ждать автомобиль, сел в него и езжай, куда глаза глядят. Но что-то Байкал просчитал за него. Рысак этого не знал, возможно, организатор боялся предательства, хотя, бес его знает…

Он, встав на лыжи, не бросился на хорошо накатанный бальшак из-за того, что там удобнее рулить дребезжащим агрегатом. Он углубился в лес, сверяясь по точной карте с теми ориентирами, которые были на ней указаны. Казалось, что и погода помогает уйти, оторваться, сбить с толку преследователей. Началась легкая поземка. На карте была указана просека, ее и следовало держаться.

Поземка, представлявшаяся в начале воздушной и легкомысленной балериной, исполнявшей для собственного удовольствия свои балетные па, постепенно перешла к фуэте и практически без паузы из легкого, эфирного создания превратилась в мощную и злую тетку, в виде мачехи-метели, которая через три минуты сбила Колю Рысака с пути. Просека, по которой двигался наш невольный следопыт, вскоре закончилась, но ничего хорошего это не принесло. Перед ним, как лес перед травой встала сплошная стена деревьев. Не удержался, глянул на часы: "ё-мое — всего-ничего, пять пополудни…"

Несмотря на белый снег, стало темно и серо.

Практически на ощупь в поисках более-менее нормального ночлега Рысак наткнулся на огромный ствол поваленного дерева. Двинувшись к его основанию, обнаружил большую яму, в которую без привычки и кувыркнулся. Лучшего места для временной лежки трудно было представить. Нависавшие сверху корни создавали некое подобие каркаса шатра.

Хочешь не хочешь, пришлось раскладным ножом-секачем рубить еловый лапник и готовится к тому, чтобы пересидеть перехитрить ночь. Он понимал, для того чтобы не выдать себя, он не должен был зажигать костер. Через три минуты после правильного понимания плюнул на не им придуманные условности правильно рассудив, что лучше если погоня настигнет его живым и греющимся у костра, нежели не найдет вовсе.

Замерзший и окоченевший труп лучше сохраняется. С первыми лучами весеннего солнца, когда мясцо оттает и приобретет специфический аромат, оно будет своевременным и желанным лакомством для многочисленных лесных обитателей. Он правильно рассудил — природу баловать не стоит.

Нарубив с сосен и елей, нижних, засохших веток (уж этого добра было навалом), в корнях поваленного дерева устроил костерок с привалом.

Ночь должна была быть длинной, но без особых хлопот. По крайней мере, хотелось в это верить. Углубив яму, сверху на имеющийся своеобразный каркас из корней, уложил еловый лапник. Получилось даже уютно. Наличие навеса или некоего подобия крыши, создавало ощущение жилища. От горящего в ногах огня шло согревающее тепло. Потрескивали горящие сучья. Угольки подмигивали синими всполохами. Глядя на огонь, глаза сами закрылись. Он окончательно согрелся и уснул.

Коля Рысак, измаявшись на ночной прогулке, спал, и было ему хорошо.

Все оттого, что снился ему классный сон. Что-то ласковое и трепетное из детства. По правде сказать, такими воспоминаниями его память не была перегружена. Совсем наоборот. Отца с его сильными руками и терпким мужским запахом, как такового не было и в помине. Хотя биологически рассудив, это конечно нонсенс, но проблема скорее социальная…

Впрочем, дело прошлое. Разговор же ведется о том, что воспоминания из детства у нашего Колюньки носили в основном негативный характер.

С периодичностью один раз в месяц, пьяненькая мамашка приводила сыну очередного папашку.

Разнообразием взглядов или, к примеру, культурным уровнем все появлявшиеся особи мужеского полу друг от друга не отличались.

Все пригретые маманей были равны в применении педагогических новаций, поэтому, выпивши водки, или лупили своего пасынка смертным боем, или, чтобы малец не крутился под ногами и не мешал любовным утехам, выставляли его на улицу из барачного помещения, в котором у них с матерью была отдельная комната. Такова реальность жизни мойщицы железнодорожных вагонов.