Виктор Сафронов - Привет из ада

— Ох, Рысак, не играй с огнем. Не думай так много. Пожалей себя, а больше других. Пойми. Вопрос касается больших, ты даже представить себе не можешь, каких больших денег… Большие деньги — большая политика. Если только обманул… Ни шизо, ни воры никто тебе не поможет. Не знаю, поверят ли тебе мусора, но я тебе верю.

Последнее утверждение было сказано тоном не оставляющим сомнений в том, что ни одному сказанному Рысаком слову он не поверил.

Колю Коломийца отправили назад в камеру.

Утром Рысака для официального допроса уже со всеми почестями отконвоировали в оперчасть. Там под протокол, с соблюдением формальностей, он ответил на ряд интересующих следователя вопросов.

Допрос длился долго. Где был? Где стоял? Кто может подтвердить? На какой интерес играли? Откуда деньги и какие? Кто может подтвердить, что из барака ночью не выходил? Почему это может подтвердить весь барак?

После был перерыв на обед потом опять допрос. Опять перерыв на ужин и сон. С утра опять допрос, но какой-то странный, неестественный. В помещение постоянно входили и выходили какие-то посторонние люди. Следователь попробовал было на них прикрикнуть, чтобы не мешали работать и не отвлекали от важных дел. После этого его через конвоира вызвали в коридор.

Из-за двери раздался звук щедрых полновесных оплеух. После все стихло. Через десять минут облеченный процессуальной властью следак вернулся с заплаканными глазами, тихий и присмиревший. Но вопросы задавать продолжал. Тем более ему их постоянно подносили.

Все опять крутилось вокруг записей покойного Данилы. У Рысака сложилось твердое убеждение, что весь ход допроса направлялся из соседнего кабинета. Он огляделся, похоже, что здесь могли установить и видеоаппаратуру.

К вечеру устали и задергались все. Задающие одни и те же вопросы менялись через каждые полчаса. Ближе к ночи состоялась очередная смена. Из-за тусклого света уставший Рысак не рассмотрел вновь вошедшего.

— Замучил ты меня старика. Ну, сколько можно гонять из Москвы сюда, а потом обратно, — раскладывая бумаги, тяжело ворчал и жаловался прибывший Иван Петрович. — А смена трех часовых поясов то, другое… Опять же в сухомятку придется питаться, гастрит свой радовать…

Не сказать, что Рысак обрадовался, рассмотрев в клубах табачного дыма гебешного посланца. Но, услыхав его чуть ироничный говорок, увидев крепкую поджарую фигуру, как-то успокоился и почувствовал себя гораздо увереннее.

С его прибытием бестолковая беготня посыльных и коридорная возня с запахом дорогих одеколонов, сдобренная вонью обычного перегара, все это прекратилось. Исчез и Казик Душанбинский со свитой начальника УВД.

Иван Петрович и на этот раз прибыл не в образе скорбящей Богоматери, готовой утешить и обогреть отбившуюся от конвоя овечку. Он прилетел в качестве лица официального в генеральском кителе украшенном большим количеством орденских планок.

Было видно, что форменное обмундирование не являлось его повседневной одеждой. Уж больно он ежился в нем, пытаясь расправить плечи и выпростать руки. Но раз интересы дела потребовали надеть генеральский китель и брюки с лампасами, пришлось выпячиваться и двигать в дальнюю дорогу.

Появление на территории обычной колонии строго режима столичного генерала с самыми широкими полномочиями, в очередной раз сыграло свою позитивную роль в жизни отбывающего наказание, а ныне временно подследственного — Николая Коломийца.

Опять войдя в роль стареющего героя Первой Мировой войны, покашливая и жалуясь на постоянное недомогание генерал ввел Рысака в курс дела.

Из его рассказов, растерянный Коля Коломиец узнал много невероятного и для себя любознательного.

Самое интересное, вернее неприятное было то, что его коронованного вора не сегодня, так завтра должны были грохнуть. По времени это мероприятие не оговаривалось конкретными сроками, так как тот, кто принял данное решение, перепроверялся по разным каналам на предмет страховки. Не задевает ли он этим чьих-то более могущественных интересов, но вот… Вот такая интересная подробность.

В чекистском ведомстве уже давно проверялась и разрабатывалась оперативная информация о том, что Данила вместе с Синонимом активно занимаются переброской на материк, то есть на большую коммерческую землю по своим — уголовным каналам, печорского самородного золота, которое намывают дружные, но очень дикие артели.