Виктор Сафронов - Алмазная цепь

Хотя в моем случае, возможно, ребята мечтают догнать меня и спросить, почему я геройски не умер в питерской канализации… Или… Черт его знает, что еще у них на уме?

Судя по заполошливому выражению жоркиного лица, я не сомневаюсь, у них ко мне, накопились кое-какие вопросы.

Пока Жорка откручивал-отвинчивал карданный вал, я сподобился позвонить матери своей единственной. Женщина она у меня строгая, напрочь лишенная каких бы то ни было сантиментов. Покудахтав с женой брата или племянницей (я их постоянно путаю) о нежданной радости общения родственников, маму-таки позвали к телефону.

Она сходу, обругала меня за то, что я не узнал своего сына, именно с ним и разговаривал. Но, узнав, что еду к ней чуть смягчилась и тоном не терпящим возражений, вежливо приказала привезти мешок сахару.

Пока говорил о сахаре и варке варенья, краем глаза наблюдал за тем, как с открученным карданом, вокруг меня, пританцовывая (так ему было интересно, с кем и о чем я трындю?) скакал водитель.

- Ну что, профи, открутил? — строго спросил я, вешая трубку на рычаг.

- Ну, вроде же ж… оно как, — виновато шмыгнул носом Жорка.

- Пошли примерять, — направляясь к аппарату, безапелляционно позвал его за собой.

- Держи здесь, только покрепче держи, — строго приказал я, ткнув в неизвестное мне сочленение проводов.

Пока он, до побеления пальцев давил провода, я скрутил место обрыва и повернул ключ зажигания. Двигатель, недовольно чихнув, стал набирать обороты.

- Вот…

- Что вот?

- Что и требовалось доказать, — довольный, я похлопал его по плечу. — Ведь можешь, когда припрет, а партия требует — надо. Стоит только захотеть и горы пойдут вспять, идущим наперерез… им рекам. (Слова были заимствовано из армейского эпистолярного наследия недавних политзанятий.)

Услышав знакомые обороты похвальной речи, он зарделся от смущения, а меня подмывало спросить какое у него звание, но сдержался.

- Сейчас затолкаем аппарат на эстакаду, там и прикрутим карданный вал на место.

До позднего вечера, мы, два механика-экстремала, прикручивали этот вал. Даже скучающей в своей бронированной будке кассирше, надоело слушать этот долгий и хриплый мат. Не выдержав такого тяжелого словесного пресса она пригрозила, что если мы не успокоимся, она вызовет милиции, поле чего мат только усилился. А все почему?

Как не прикрутим, как не приладим дурную железяку, все равно — горсть болтов и гаек остается. Сколько не прикрутим, столько и остается.

В конце концов, сам умаялся и измазался, как свинья, но и Жорку заездил до основания. Мне совсем не улыбалась перспектива оставаться здесь ночевать.

В наступающих сумерках, я решительно перестал подсыпать собранные здесь же железки. Только напоследок, просто для того чтобы шоферу служба медом не казалась, еще раз собрали-разобрали и все.

Точно по хронометражу, восемь с половиной часов, Жорка со своими начальниками, надо мной измывался. Кто кого больше дурил, это пусть решает история? Однако, посрамив сомневающихся скептиков, вал все же был поставлен на место.

Руки бензином сполоснули, рот от скверны карамельками очистили и можно начинать новую жизнь. Выпить, закусить и/или спать и/или пускаться в погоню?

Осталось только определиться в какую сторону ехать и можно трогать.

Водила по поводу выносливости, оказался хлипок. На вид здоровяк, здоровяком. Но с целеустремленностью полный обруб. Только тронулись, он тут же начал засыпать, на руль наваливаться. Пришлось в потемках находить копешку сена. Сруливать с трассы федерального значения и укладываться в нагретые за день, пахучие луговые травы.

Перед тем как заснуть, вспоминал Курдупеля с его аппетитными разносолами. От таких преподносимых памятью вкусных крупных планов, вволю наглотался слюны и исчесался до нервной экземы.

Позже картинка стала тускнеть, образы размываться, мысли провалились ниже желудка — объятия Морфея, оказались сильнее остальных чувств, голод отступив на задний план, оставил место только сну.

Когда с утречка, я выбрался в нижнем белье из стога и стал осматривать театр предполагаемых военных действий, четких построений войск маршала Нея не наблюдалось. Вражеская конница, в лице старого мерина, увидев меня в соломе и семейных трусах типа «Нежность» жалобно заржала и ковыляя на все четыре копыта, скрылась в тумане.

Нет, это было не Бородино и даже не Можайск. Туда еще переть и переть. Хотя боком ко мне, зазывно стоял некий рекламный щит. Я полюбопытствовал, что можно размещать в поле, к чему призывать народ? И прочитал, будь оно не ладно.