Но тот, гармонист и златоуст, хоть нахапал «бабла» на десятки поколений вперед. А этот, бедняга, не успел и очень, очень переживал от внезапно навалившегося на него вселенского горя.
* * *
В соответствии с национальной традицией, все прибывшие стали его жалеть и успокаивать. Делали это уже даже не для улучшения медицинских показателей, а от чистого сердца, хотя знали наверняка, что перед ними хапуга, мерзавец и выжига. Но одно дело, когда берет чужие взятки от таких же как и сам, а другое, когда хлещет себе под ноги, не замечая, что творит и при этом еще воет дурным голосом.
Впрочем, как только он чуть-чуть пришел в себя и стал различать окружающих. Ему, предварительно переодев во все чистое, горькую пилюлю все же подсластили…
При чем, это был не указ о его амнистии и полном помиловании. Нет, о том, чтобы посадить его в холодную, даже речи быть не могло. Ведь не пацан, какой-то… Вице-премьер все-таки, как никак. Какая тюрьма? Смеетесь, что-ли? Да ну вас, ей-богу…
Одного посади, другого засунь в сырую камеру, так завтра работать будет не с кем. Или от разрыва сердца все одноразово гикнутся, наблюдая за бездушным отношениям к кадрам, или сбегут в жаркие страны, тратить наворованное. А трудиться на благо родины, с кем? С Интерполом? Вот то-то же.
То-то! Так-то, вот-то. Когда глаза у экс-начальника сфокусировались в пучок и стали смотреть в одном направлении… Когда голова перестала трястись как цыганский бубен, ему дали почитать протокол планового отчетно-выборного собрания.
В бумаге, черным по-белому было написано, что он Шолошонко, со всеми его почетными званиями и регалиями, единогласно — был избран председателем Независимой центрально-азиатской ассоциации химиков-гудронщиков. С неплохой зарплатой, большой персональной машиной и даже возможностью, по-прежнему бесплатно, пользоваться услугами Центральной клинической больницы.
Тот прочитал и на глазах окружавших его людей ожил.
Медицина дала команду ослабить узлы смирительной рубашки. У всех присутствующих от сердца чуть отлегло. Немного отпустило.
Однако успокаивающие уколы, все-таки продолжали делать. Мало ли что?
* * *
Когда сердечные ритмы приблизились к норме, а глазные зрачки стали реагировать на яркий свет, бывшему зампремьера в последний раз включили персональный телевизор. Он специально попросил.
Должна была выступать его любимая женская группа «Слащавые». Он сам когда-то приложил руку к ее созданию.
В закрытом от простых министров доме отдыха, девчата из номенклатурной самодеятельности, удовлетворили его на все сто десять правительственных процентов. Именно тогда, утомленный их зажигательным темпераментом и неутомимыми фантазиями он им сказал: «Чего просто так заголяться? Вам путанки надо идти в телевизоре выступать. Нам всем, уже давно надоело на этих старых бля…ей смотреть. А на вас, на молодых, одно загляденье. Пусть и другие любуются. Мне вашего сисястого добра, для моего народа не жалко».
Чуток, конечно грубовато. Но у нас таких простых и открытых народу начальников, больше любят, чем тех, кто к месту и не к месту произносит «отнюдь» и «диверсификация»… Как плевок в душу, ей-богу…
Однако, вместо концерта с зажигательными мелодиями и крутящимися в разные стороны грудастыми сексушками, телевизор передавал траурную рамку и грустную мелодию.
Мрачный голос за кадром, сообщал трагическое известие.
«…В неминуемой автокатастрофе, скоропостижно погиб зам. председателя Национального банка…» Основной упор в сообщении делался на то, что погиб думающий товарищ, многознающий и компетентный специалист.
Предупреждали его дурака компетентного, попридержи язык, да думай меньше. Нет, не послушался, проигнорировал. Умнее всех хотел быть. Результат закономерен. Ну что ж, не он первый, не он последний… Теперь на его примере, будут учить других многознающих и компетентных…
Траурное сообщение неоднократно прерывалось коммерческой рекламой с рвущими душу словами: «В нашем крематории «Анютины глазки» получается самый качественный пепел. Обряд кремации, сопровождается исполнением популярных песен рок-группы аналогичного наполнения».
Нет, други мои разлюбезные, сейчас я должен прямо заявить, что одно дело, в одиночку скакать подкованной блохой по опасным прериям и совсем другое, когда тебя держит за руку, маленькое синеглазое чудо Ксюша, а рядом, смешно наморщив носик, чутко спит второе, совершенно не приспособленное к жизни произведение матери-природы.
Читать дальше