Николай Инодин - Уходимец

Пчёлы, успокоившись, переключились в режим обычной жизнедеятельности, перестали обращать на человека внимание. Привязанная к суку фигура медленно и плавно перетекла в более удобное положение, левая рука несколькими движениями распустила затянувшийся узел. Верёвка, змеёй скользнув вокруг бёдер, повисла на суку, свесившись по обе его стороны. Человек слез с надоевшего насеста, ухватившись за оба конца верёвки сразу, начал спускаться. Через какое-то время лыковая змея заскользила следом, и, махнув на прощанье пчелиному жилищу измочаленным хвостом, пропала внизу.

Когда-то в детстве освоил Рома нехитрую науку изготовления ручек из обрезков проводков. Стержень оплетался ими по кругу, при этом каждый круг был узлом, затянутым вокруг основы. Так, завязывая узел за узлом, меняя направление сгибания проволочек и подбирая цвета изоляции, можно было добиться разной формы готового изделия, пустить по нему цветные узоры. Размоченные и подкопченные в дыму костра бараньи жилы были одноцветными, и плёл их Роман самым простым способом, перекладывая жилки по часовой стрелке. Узлы приходилось затягивать зубами, пальцами получалось недостаточно хорошо. Получившееся в результате изделие имело миллиметров пять в диаметре, и было жестковато. Сделанная из него тетива легонько скрипела своими бесчисленными узлами при натягивании и больно била по запястью левой руки после выстрела, но не резала подушечки пальцев правой руки. Запястье Роман куском змеиной кожи обматывал. Такую тетиву Шишагов изладил в конце, а сначала тетивой лука служил всё тот же капроновый шнур из куртки.

Выглаженный каменными обломками до мебельной чистоты, Ромин лук больше напоминал дубину, особенно весом, но тяжёлую стрелу метал сильно и достаточно далеко. Лак варить Роман не умел, поэтому для защиты от влаги натёр его воском, хоть и не был уверен в том, что это поможет. Провалив первую баранью охоту, Роман потом долго приучал к себя оружию, доводя свои действия до полного автоматизма. Потом начал бить тупыми стрелами по многочисленным белкам, пытаясь поймать момент, когда подвижный зверёк на мгновение замирал — попасть в скачущую белку Шишагов даже не надеялся. Подстрелив нескольких, начал устраивать засады на зайцев. По вечерам часами стоял, практически не двигаясь, у заячьей тропы, ожидая появления ушастой мишени. Загонял себя в транс, сливаясь сознанием с окрестностями, и начал ощущать приближение добычи задолго до того, как мог разглядеть её глазами. Услышав скрип тетивы, заяц замирал, развернув на Романа свои уши, и не успевал прыгнуть, когда стрела срывалась с лука. Вырезанный из бараньего ребра наконечник пробивал зверьку грудину, и в предгорьях раздавался громкий плач раненого зайца.

«Идут. Снова вожак рогами за скалы задевает. И стадо с ним. Через пару минут будут здесь». То же место, что и в первый раз. И три лучших стрелы торчат из земли в ожидании, когда придёт их время рвануться к цели. Светлая поверхность скалы готова выделить из сумрака бараньи силуэты. Вот звуки шагов слышны уже совсем рядом, стало слышно дыхание идущих животных…. Шишагов наложил стрелу на тетиву, приготовился. Идущий первым вожак сделал шаг, другой, Роман вскинул лук … «Рано», почувствовал Роман, «ещё чуть обождать, вот, теперь в сердце войдёт». (На самом деле слов в мыслях не было, но описать как-то надо, да?) Коротко прогудело оперение, удар, всхрап и звуки агонии со стороны упавшего животного. Топот копыт уносящегося прочь стада. Рывок к лежащей туше, и двойное удовлетворение — звериная радость от богатой добычи, сладким запахом свежей крови вливающаяся в ноздри, и человеческая гордость от решения сложной проблемы. «Я смог, у меня — получилось». Пальцы снимают тетиву с лука, убирают оружие в кобуру (не помнил Шишагов, как называется чехол для лука), собирают стрелы. Посох привычно укладывается в лямки висящего за спиной короба, и уже поверх посоха и короба забрасывается баранья туша. Тяжелый шаг гружёного человека, остановка в ближайшей к солонцу расселине, и вкус крови во рту, тёплой, дающей силу, текущей из вскрытой шейной артерии. На солонце кровь из туши выпускать Роман не стал, ни к чему лишний раз дичь пугать. А то, что из раны натекло, за сутки бесконечный дождь смоет.

Полезная всё-таки штука — тонкий еловый корешок. Тянется почти по поверхности земли, длинный, тонкий, гибкий и прочный. И добывать легко, и возни с нарытыми корешками немного. Замочить на пару часов, ободрать кору — всего лишь найти скалу с острым ребром и, прижимая корешок ладонью, протянуть его несколько раз. Кожица на нем нежная и легко снимается. Потом, из экономии, расщепить каждый корешок вдоль на две половинки, и пользоваться, как шпагатом. Шпагат, даже пеньковый, пожалуй, кое в чём похуже будет — гниёт быстрее. Таким вот еловым шпагатом и подвязывал Рома под «стропилами» своего логова просолившиеся куски баранины.