Николай Инодин - Уходимец

Перестав зябнуть, вылез из логова, и медленно, постоянно останавливаясь перевести дыхание, стал собирать и таскать в него сухие палые листья, сгребая их в куртку. В очередной раз, подтаскивая груз листвы вдоль ствола поваленного дерева, обратил внимание на горку камней над бывшим беличьим дуплом. Забравшись к нему, обнаружил внутри орехи. Потом сидел на стволе, разламывая между камнями скорлупу и пережёвывая вкусные ядра. Насытившись, снова закрыл дупло и поплёлся в берлогу — спать.

Несколько дней, пока не прошла слабость после болезни, Роман провёл, питаясь орехами. Часто попадались грибы, в том числе и знакомых видов, но есть их сырыми Рома не рискнул. Не торопясь, он теперь всё так делал, собирал хворост, удобные для работы камни. Удивлялся тому, как много, несмотря на паршивое своё состояние, успевает сделать, и продолжал собирать. Переделывая лежанку в берлоге, нашёл записную книжку, отсыревшую и покрытую плесенью. Воспользовавшись солнечной погодой, разложил и просушил листочки. Остатки раздавленной зажигалки нашлись в мусоре у входа в логово. Попытка высечь огонь камнями не удалась. Пришлось строить машину для добывания огня, из более-менее прямой палки и кривой ветки, которая пошла на смычок. В качестве тетивы приспособил капроновый шнурок из куртки. Повозившись с поиском подходящей коряги — отходить от логова далеко Роман ещё не рисковал, нашёл подходящий обломок, сухой и чуть-чуть трухлявый по краю. Вечером, с надцатой попытки он всё-таки развёл огонь. Аккуратно подкладывая тонкие сучки, хворост, вырастил огонёк в костёр. Долго с удовольствием смотрел, как горят сухие сучья, а когда угли прогоревшего костра покрылись серым налётом золы, закопал в них несколько молодых сыроежек.

«Если не отравлюсь, утром можно будет испечь больше. А белые запекать страшно, их варить надо, или хоть кипятком залить, а в горсти суп я готовить не умею. Из чего бы кастрюльку смастерить? Орехи белки и остальные любители уже по дуплам растащили, на здешних деревьях искать — устанешь карабкаться. Можно бы грибов насушить, этого добра хватает, только варить их не в чем».

Рефлекторно достал двумя пальцами из воздуха пролетавшего мимо лица слепня, раздавил, бросил на землю. Продолжил разбивать друг о друга камни, пытаясь получить острые осколки, пригодные для использования в качестве наконечника. Не получалось, все подобранные камни не давали пластинчатых обломков. Лучшее, что смог пока Роман, это обколоть большой кусок так, что образовавшимся более-менее острым краем можно было рубить дерево поперёк волокон. Ещё несколькими обломками можно было скрести и скоблить ту же древесину. Шишагов пытался сделать простейший лук из древесины дерева, которое считал железным, того самого, что в воде тонуло. Для этого отрубил от «своего» дерева ветку в свой рост длиной, и методично, не торопясь, обтачивал по знакомой с детства схеме. В логове, подвешенные за толстый конец, сохли два десятка прямых веток, вытягиваемых привязанными травой каменными грузилами. Роман рассчитывал получить в результате несколько более — менее ровно летящих стрел. А вот наконечники для них делать было не из чего. Стемнело, грибы испеклись, и прожевавший их человек залез в своё логово. Ещё один день прошёл.

«Офонареть. Киношка, оказывается, документальная была…». Роман, осторожно ступая босыми ступнями по каменистому грунту, подошёл к двум разбросанным в траве кучам костей. Один из двух лежащих черепов был украшен большими завитыми рогами, второй скалил крупные жёлтые клыки. Пернатые стервятники и хищная звериная мелочь очистили костяки от плоти, даже трубчатые кости были расколоты, только клочья шкур валялись вокруг. Особой вони уже не было, но попахивало ощутимо. Оценив размеры рогов, Роман уцепил за один из них бараний череп и потащил к ближайшему муравейнику. В такой рог мог поместиться не один литр воды, хоть какая-то посуда.

Светало, иней на траве начал таять. Чирикнула какая-то пичуга. Сурок подкрался к выходу из норы, принюхался…. Потом высунул голову, близоруко огляделся. Не заметив ничего угрожающего, свистнул, вылез полностью и встал столбиком у входа. С шелестом рассекая воздух мелькнула длинная, толстая палка, ударила зверька в голову, и жирная тушка без признаков жизни замерла в пожухлой траве. «Четвёртый. Шкуру обработаю, и можно будет мокасины изобретать».

Охотиться на сурков Шишагов попробовал сразу, как только ощутил себя достаточно окрепшим для перехода к альпийским лугам. С собой тащил рог с водой и баранью лопатку. Костью планировал раскапывать сурчины. Вот только все попытки изловить упитанных грызунов добычи не принесли. Бдительные сурки не подпускали на бросок камня, обходили сплетённые из лыка петли, а баранья лопатка не помогла разгрести перемешанный с камнями грунт.