Николай Анов - Гибель Светлейшего

…Вороной конь без всадника легко несется по степи. Красные бойцы мчатся к Забире. Командарм опускает удовлетворенно бинокль. Все кончено, Катюша спела свою лебединую песню. На выжженной солнцем траве валяется ее золотая голова, снятая точной рукой мастера рубки.

Кавполк ушел добивать остатки Катюшиного войска, а Забира, по приказанию командира, остался при штабе с полувзводом кавалерии. Командарм, желая придать особую торжественность возвращению Светлейшего в Эранию и подчеркнуть в глазах красноармейцев заслуги Евстафия Павловича, распорядился отправить знаменитого жеребца до места назначения в сопровождении почетной охраны. Возможно, у командарма было еще и другое соображение, продиктованное чувством осторожности: путь до Эрании лежал через неспокойный район.

— Командир второго взвода товарищ Забира, — сказал командарм и приложил пальцы к шлему. — Трудовая Советская республика доверяет вам, герою Красной Армии, доставить Светлейшего в Эранию. Назначаю вас начальником эскорта.

— Есть, товарищ командарм!

Последнее ослушание Забиры, бросившегося после речи командарма в погоню за Катюшей на Светлейшем, было предано забвению. Ни одного слова порицания не услышал Забира. Командарм умел понимать бойцов. Высокая боевая награда ожидала героя, отсекшего голову неуловимой атаманше. Вороного коня Катюши получил Забира взамен Светлейшего.

Коневод просветлел лицом, когда Забира сам подвел ему серебристо-белого жеребца. Евстафий Павлович легко вскочил в седло. И они поскакали рядом, два недавних врага. — бородатый коневод Пряхин и командир взвода Остап Забира. Следом за ними скакал Потемкин на Ласточке.

Николай Николаевич, расставшись с Олегом, решил сопровождать коневода. Дорога в Эранию шла в южном направлении, и, следуя ею, Потемкин приближался к Крыму.

Стремясь поскорее достигнуть Эрании, кавалькада передвигалась с большой скоростью. За сутки всадники сделали добрую сотню верст и остановились на ночлег в. Ново-Алексеевке. Здесь три месяца назад коневод впервые догнал Забиру.

В той же хате, где Евстафий Павлович имел первую стычку с красным командиром, он и остановился теперь вместе с ним и Потемкиным.

Евстафий Павлович завел Светлейшего в конюшню, а Забира сам закрыл дверь на висячий замок. У двери на чурбане присел красноармеец, прижав винтовку коленями.

— Гляди в оба! — сказал начальник эскорта, опуская ключ в карман. — Ночь темная, провороним Светлейшего — обоим дырка будет.

— Никуда не денется!

Ночью Николай Николаевич долго не мог заснуть. Он думал о завтрашнем дне, о предстоящем расставании с коневодом и дальнейшем путешествии в одиночку.

Величие и падение Катюши стояли перед глазами Потемкина грозным напоминанием о превратности человеческой судьбы. Не ждет ли Катюшина участь Врангеля и будущего его преемника? Не снесет ли какой-нибудь Забира острой саблей легкомысленную потемкинскую голову?

Николай Николаевич засыпал и просыпался в холодном поту. Кошмары мучили его. Золотая голова Катюши плавала в крови. Полуопущенные веки трепетали, как крылья бабочки.

Потом мчались всадники, стреляя на ходу, и не понять было сразу, во сне или наяву совершались необыкновенные события.

И только когда Забира закричал не своим голосом: «В ружье!» — Николай Николаевич понял, что кошмар сновидений окончился и начался другой — кошмар яви.

Без передышки стрекотал пулемет, хлопали винтовочные выстрелы, скакали всадники в шлемах с черными черепами, и в небе загоралась заря первого пожара.

— Боже мой! — в отчаянии вскричал коневод. — Будет ли конец этому бреду?..

Схватившись за голову, Евстафий Павлович выскочил во двор. За ним Потемкин. Здесь, от конюшни до ворот, метался Забира.

Кто-то над самым ухом Потемкина завопил истошным голосам:

— Чума!

«Не Чума, а его банда!» — подумал Забира. Начальник эскорта лучше всех знал, что Чума, находится на том свете.

Каждая минута была дорога, и он схватил Евстафия Павловича за рукав:

— Бежать тебе надо, ученый! Не отобьем бандитов. Садись на Светлейшего и айда! Может, успеешь ускакать.

— Куда я ускачу? Стреляют со всех сторон. Конь белый — сразу убьют.