— Однако разорвет его наш Полкан! — сказала жена.
— Пусть покусает, поучит хорошенько. По чужим огородам, глядишь, шататься забудет.
Но Василий Иванович ухитрился сорвать с грядки огурец и метнуть его в окно. Сухо звякнуло разбитое стекло, но не выпало. Еще яростнее взвился пес. Ефим сорвал со стены обрез и распахнул раму:
— Что хулиганишь, сволочь!
— Свой! — радостно закричал Василий Иванович. — Свой! Убери пса скорее, Качура!
— Ой! Никак, товарищ Рябоконь? Ни за что не признал бы… Здравствуйте!
Ефим вылез в окно и поймал пса за ошейник. На огород прибежали снедаемые любопытством жена и дочка Качуры.
— Галька, уведи Полкана к чертовой матери. Цыть ты, паскуда!
Ефим ударил пса ногой. Полкан завизжал, поджал хвост и, понурив голову, поплелся за Галей. Рябоконь вытирал пот с лица и ругался:
— Развели зверей… Намучился я с ним. Чуть не сожрал. Если б не твой был, прикончил бы сразу.
— Время такое, требует. Идемте в хату, товарищ Рябоконь.
— Некогда.
— Смотрю я на вас, а понять не могу, почему вы с лица так почернели. Не болезнь ли какая?
— Нет. После расскажу. Сейчас некогда. Время дорого. Ты вот что скажи, как у вас здесь… Спокойно?
— Нормально.
— В Ореховке Чума коммунистов порезал. На Святополь идет. Мы навстречу выехали. До города допускать нельзя.
— Правильно! — Ефим скрутил цигарку. — Там его недорезанные буржуи с крестным ходом встретят. Бьем контру, а она размножается.
— Обойди коммунистов и сочувствующих. В общем, на кого положиться можно. Заставу на дороге выставить надо. И на своих куркулей поглядывай построже. Особливо на Цыбулю. Дома он?
— Что-то не видал.
— Далеко его хата?
— Совсем близко.
— Пошли к нему.
Напрасно чека так долго церемонилась с Цыбулей. Как раз в эту полночь собрались у него дружки, чтобы поддержать Чуму в его походе на Святополь. Кони уже стояли по дворам готовые. Цыбуля раздал патроны, как вдруг прибежал его младший сын, перепуганный насмерть.
— К Ефиму Качуре на огород черт залез! — выдохнул он и опустился в изнеможении на скамейку. — С маузером!
Вахмистр насторожился. Он перестал верить в чертей после того, как его два раза мытарили в чека. Не в третий ли раз приехали за ним оттуда? Что Качура служит тайным шпионом у красных, он не сомневался ни на минуту.
— С моего двора долой! — скомандовал Цыбуля. — Разойдись тихо!
Люди стали выходить крадучись на улицу. Тут их и перехватил Василий Иванович.
— Стой! Ни с места!
Рябоконь поднял маузер, но не столько револьвер, сколько черное лицо его своей таинственностью ужаснуло Цыбулиных гостей. Они кинулись врассыпную. Василий Иванович дал три выстрела в воздух, и тогда бойцы его отряда, ждавшие возле церковной ограды, вылетели галопом на помощь.
Олег видел, как Рябоконь скакал по улицам и переулкам Рогачевки со сверкающим палашом в руке. Гремели беспорядочные выстрелы, но кто в кого стрелял, было непонятно. Цыбуля пытался убить чернокожего комиссара из обреза, но, хотя и стрелял почти в упор, промахнулся. Вахмистра расстреляли у церковной ограды, единомышленников его разоружили и закрыли в кирпичный амбар. Ячейка коммунистов выставила караулы, чтобы гидра контрреволюции не подняла голову. Василий Иванович со своим отрядом тронулся в дальнейший путь по направлению к Ореховке. В той стороне Чума. Но никто не знает, какой дорогой он ведет свою банду на Святополь, в каких деревнях и селах прячутся его приверженцы.
Ярко светит луна. Снова тихо на пустынной дороге. Все едут молча, и каждый думает свою думу про себя. Олег вспоминает, как упал застреленный Цыбуля и как кричала его жена. Юноше становится тоскливо. Он ощупывает револьвер Фиры Давыдовны. Все пули в обойме — он ни разу не выстрелил.
С обеих сторон дороги тянутся убранные поля. Под голубым лунным светом они кажутся серебряными. В траве по обочинам торопливо, словно перегоняя друг друга, стрекочут кузнечики. Прислушиваясь к ним, Василий Иванович возвращается к мыслям о Чуме. Как просто было воевать с немцами и австрийцами. Каждый солдат знал, в какой стороне находится враг. А вот сейчас он может сидеть с обрезом в любой хате и незаметно продвигаться к Святополю.
Читать дальше