Николай Анов - Гибель Светлейшего

— Олег, где ты? — упавшим голосом спросил Потемкин, словно рассчитывая найти защиту у гимназиста.

— Я здесь!

Николай Николаевич выглянул в окно. Поезд стоял в степи. Вооруженные всадники гарцевали возле вагона.

Высокий усатый человек с нагайкой в руке распахнул дверь. Следом за ним шел проводник, держа фонарь. Потемкин при тусклом свете стеаринового огарка разглядел на фуражке усача зеленую ленту и понял, что поезд остановили не простые грабители.

— Коммунисты, комиссары, буржуи, жиды — выходи!

Никто из пассажиров не отозвался на приглашение.

— А ну, приготовить документы!

Пассажиры торопливо доставали бумажки, удостоверявшие личность.

— Фамилия? — спрашивал усач, разглядывая при тусклом свете фонаря паспорт.

— Имя как?

— Петро.

— Отчество?

— Иваныч.

— Какой губернии? Уезда? Волости? Когда родился? Партийный? Куда едешь? А ну, покажи карман!

Представительная фигура Потемкина привлекла внимание усача.

— О, какой вырос! Буржуй! А?

— Я доктор! — ответил Николай Николаевич дрожащим голосом и подал удостоверение.

— Советский документ! Нам плевать!

Потемкин достал старую паспортную книжку, выданную ему задолго до революции санкт-петербургским градоначальником.

— Це, це, це… Дворянин! Помещик! Потемкин! А ну, выходи из вагона!

— Позвольте! — Николай Николаевич с трудом ворочал языком. — Я никогда не был помещиком. Я — врач. Я всю жизнь лечил больных. Понимаете, врач… Вот мой сын!

Потемкин оглянулся на своих соседей по вагону, словно ожидая поддержки. Но никто в его защиту не промолвил ни слова. Все отвернулись, и только один Олег, стоявший рядом, торопливо подтвердил:

— Я его давно знаю! Он мой отец и, правда, доктор!

— Выходи оба! — нетерпеливо заорал усач и, грубо схватив Потемкина за жилетку, сдернул его с лавки. Олег поднялся сам и покорно встал рядом с Николаем Николаевичем.

— Микола, примай голубя! — закричал усач.

— Давай! — отозвался жизнерадостный голос, и в тамбуре возле Потемкина вдруг выросла коренастая фигура военного человека в кубанке.

Сильными руками он схватил Николая Николаевича за локти и потащил к двери.

— Позвольте! — бормотал, упираясь, Потемкин. — Тут недоразумение. Я буду жаловаться!

— Иди, иди! Жалобщик!

Человек в кубанке с косо нашитой зеленой лентой ласково пощекотал Николая Николаевича дулом нагана в бок и, выведя его на площадку, пинком ноги ловко выбросил из вагона. Потемкин упал, больно зашибив левое колено.

Три налетчика подскочили к нему, держа наготове револьверы.

— Куда его?

— В расход! — весело гаркнул Микола. — В могильную волость!

Плотную рыжую папку украшал заголовок, написанный уверенными крупными буквами:

«Дело Африкана Петровича Чумина».

Первые страницы, подшитые к папке, были исписаны рукой, дрожавшей от волнения или старости. Автор плохо знал русскую грамматику, каждая строка изобиловала грубыми ошибками.

8 мая сего 1920 года гражданин Потемкин Николай Николаевич, работающий бухгалтером в отделении госбанка, заявил домкому, что он едет по казенной надобности в командировку, по коей причине и сдает продкарточки третьей категории.

Председатель домкома товарищ Мезенцев означенные документы общественного питания приняли и выдали справку, что отрезан купон № 12 на мыло, заместо которого обещали дать первомайские стеариновые свечи, но ничего не дали.

Потом квартирант Потемкин объясняет домкому:

«Квартира у меня остается совсем пустая, а в смысле того, что снимаю я не один, а еще отсутствующий жилец Чумин Африкан Петрович, который тоже имеет имущество, прошу принять ключ на сохранение».

На что ему председатель товарищ Мезенцев отвечает:

«Хотя гражданина Чумина мы не видим три года, но, зная, что он бывший герой германской войны и человек, идущий по ученой части, можно сделать уважение».

И ключ от товарища Потемкина принимает. После этого про настоящее дело все забывают, дескать, не было жильца три года, должно быть, не будет еще столько же, а через месяц, глядишь, Потемкин сам вернется из командировки.