Николай Дубровин - ТАЙНА САМБАТИОНА

Кроме того, в современном понимании курдские евреи это не территориальная, а языковая общность. То есть далеко не все евреи, живущие на территории Курдистана, считаются курдскими.

Сами они называют себя "аншей Таргум" - "народ Таргума", т.е. люди говорящие на языке арамейского перевода Танаха. В связи с этим, например, к курдским евреям относят евреев Иранского Азербайджана (район озера Урмия и территории к северу от него), хотя эти места уже за пределами Курдистана, а евреев Мосула (Ирак), и района Урфа (Турция), чрезвычайно близких по укладу жизни к евреям других районов Курдистана, таковыми уже не считают, потому что они в основном пользовались в обиходе арабским языком.

Арабы, видимо, отчаявшись во всем этом разобраться, вообще считали их всех (вместе с курдами) богомерзким плодом изгнанных царем Соломоном наложниц и демона Джасада.

С 17 века письменная литературная традиция курдских евреев была прервана, и их число стало стремительно уменьшаться. Путешественники 19-го века застали курдских евреев «малочисленными, невежественными, угнетенными, в состоянии социального и духовного упадка».

На сегодняшний день считается, что абсолютное большинство курдских евреев эмигрировало в Израиль. Тем не менее, официальные турецкие источники утверждали, что в юго-восточной части страны сохранились небольшие группы курдских евреев, и встреча с ними входила в мои планы.

Через три с половиной часа, два самолета и одну пересадку мы, наконец, добрались до Эрзурума. Вопреки моим мрачным прогнозам водитель встречал нас сразу на выходе из аэропорта. Минут пять они с Гуссейном что-то горячо обсуждали. Очень хотелось понять - что? Хотя водитель был обещан русскоговорящий, родной речью он меня пока не баловал.

«Синагога!» - громко объявил я. «Что синагога?» - изумленно уставился на меня Гуссейн.

- Мы едем в синагогу. День все равно потерян. Приехать, на ночь глядя, в Ван нет никакого смысла. А там я, может, смогу что-нибудь узнать о курдских евреях.

- Здесь нет синагоги - вмешался водитель (русским языком он таки владел, хотя и с сильным акцентом).

- Энвер, несколько запоздало представил его Гуссейн. В глазах Энвера читались два вопроса: «Зачем ему синагога? И если ему так нужна синагога, то зачем он прилетел в Эрзурум?», но Энвер был воспитанным человеком и озвучил лишь первый вопрос.

Я принялся было объяснять, но быстро передал слово Гуссейну. Судя по изумлению, отразившемуся на лице Энвера, после словосочетания «потерянные колена» стало ясно, что мы вот-вот сорвемся в семантическую пропасть. В ходе гуссейновских объяснений Энвер неожиданно активизировался, и я даже смог разобрать два часто звучащих слова : «продюсер» и, почему-то, «Арарат».

Наконец Гуссейн повернулся ко мне. Значит так - сказал он - сейчас мы поедем ужинать.

- Мы еще не обедали! День ясный! Какой ужин?! - я начинал раздражаться.

- Чего ты нервничаешь - философски заметил Гуссейн - все это все равно затянется до ужина. Так вот, там будет его брат, а у этого брата к тебе будет интересное предложение.

- Гуссейн, вкрадчиво поинтересовался я, скажи честно, зачем нам его брат?

- Я хочу есть, честно ответил Гуссейн.

Но сразу поесть у него не получилось. По дороге из аэропорта я вытребовал себе короткую экскурсию в эрзурумскую крепость и заезд к мечети Чифте Минарели. Гидом был Энвер. Гуссейн с оскорблено-скучающим видом шел сзади (он был в Эрзуруме до этого раз двадцать).

Наконец, потешив любопытство, мы добрались до маленького уютного кафе. Таинственный брат был уже там. Энвер быстро ввел его в курс дела.

- Вы хотите снимать кино на библейские темы?! Зачем вам эти пропавшие евреи?! Кому они интересны?! Здесь рядом Арарат, а там Ноев Ковчег! Вам невероятно повезло, я как раз занимаюсь организацией экскурсий к его останкам. Отправляемся через два дня!

Я затравленно посмотрел на Гуссейна. Он наслаждался. Выкручиваться приходилось самому. Я отказывался, а брат настаивал. Он предлагал дисконт, уходил, возвращался, предлагал очень большой дисконт. Сулил комфорт и безопасность. Возникало ощущение, что он уже готов отнести меня туда на руках. Я продолжал отказываться. Наконец брат ушел (причем его последнюю фразу Гуссейн и Энвер переводить отказались), а мы приступили к своему, к тому времени уже и не такому раннему, ужину.

Ближе к чаю брат появился снова, выложив передо мной несколько небольших черных камней. Это - окаменевшее дерево, куски ковчега - глумливо улыбаясь, объяснил Гуссейн - еще немного и он принесет его сюда целиком, можно будет никуда и не ходить. Но видя, что этот последний решающий аргумент тоже не подействовал, брат, наконец, свернул свою предпринимательскую активность и присел за наш столик. Он оказался замечательным рассказчиком и до глубокого вечера развлекал нас всякими смешными историями о своих походах на Арарат.