Мойра Янг: Храброе сердце

— Кровавый мир, ты имеешь в виду, — говорит он.

— Мир всегда был кровавым, — говорит она. — Только в наши дни, кровь некоторых людей лучше, чем у других.

— Какие новости? — спрашивает он. — Тонтоны похоже уже не те, што прежде. Кто теперяча у власти? Ты когда-нибудь слыхала такое имечко, как ДеМало?

Она качает головой.

— Он зовется - Кормчий, — говорит она. — Захватчики земель, ой, пардонте, Земельные Распорядители, — они с таким придыханием произносят его имя, как будто он вовсе не человек. Они говорят, што он творит чудеса. И што он здесь для того, чтобы исцелить землю.

— Ты не должна быть здесь, — говорит он. — Тут не безопасно.

— Что ж, не без этого, — говорит она. — Тонтоны не жалуют самогон и шлюх. О боги, времена изменились. Но у этих ублюдков более важные дела на уме, чем это место. Земли пояса бурь не хорошее место для них. Я разрешила Лилит и другим девочкам уйти, и как ты можешь видеть, у меня не очень много народу. Шлюх нет, самогона немного, они не собираютца мешать мне.

— Ты не знаешь этого наверняка, — возражает он. — Тебе нужно уйти, Молли.

— Это мой дом, Джек, — говорит она. — Мое дело. Я занимаюсь этим с пятнадцати лет. Мой отец занимался этим до меня, и он получил его в наследство от своего отца. Я всю свою жизнь имела дело с упертыми сукиными детьми.

— Я видел их, Молли, видел их в действии, — говорит он. — Ты хочешь отдать свою жизнь ради этого места? Ради этова?

— До этого никогда не дойдет, — говорит она. — А если дойдет, я могу позаботитца о себе.

— Хорошо, но ты не должна быть здесь одна, — говорит он. — Когда ушли девочки?

— Недавно, — отвечает она. — Все в порядке, я могу рисковать собой, но не ими.

Што-то в том, как она говорит, заставляет его глаза сузитца.

— Во што ты ввязалась? — спрашивает он.

— Забей, — говорит она. — Эта тема для разговора закрыта.

Она подталкивает к нему переполненную, ржавую консервную банку. На ее поверхности плавают мертвые жуки.

— Пей, давай, — говорит она. — Платы брать не буду. Я лучше налью еще одну и для Айка. Вы должно быть ребята ссохлись по такой-то жаре.

Пока она наполняет другой стопарь, а он выуживает жука, она глядит на дверь.

— Што его там задерживает? Ой, только не говори мне, знаю. Поди ж, прячетца за свою кобылу. Это так похоже на него, послать тебя первым в стан врага, разведать што к чему, пока он ждет на безопасном расстоянии. «Я вернусь через три месяца», говорит он мне, «Молли, я даю тебе слово, а после я вернусь и буду подле тебя. И никогда тебя больше не покину. Три месяца, красотка моя». А сам пропал на три года, десять месяцев и шесть дней. Я сказала это тогда, Джек, и щас повторю: чтобы ты не смел переступать порог моего кабака, если не приведешь обратно Айка, штобы я, наконец-то, стала уже честной женщиной. На веки вечные, аминь. Если ты так не сделал, то я засуну тебя в котел и сварю припаршивейшую барматуху. Говорила я это или нет?

— Говорила, — подтверждает он.

— А разве я не та женщина, которая держит слово?

— Та самая.

— Што ж, тогда, — говорит она.

Он опрокидывает стопку с выпивкой. Задыхаясь, когда та попадает в горло.

— Гадость какая, — сипит он, когда к нему возвращается способность говорит. — Что это?

— Виски из полыни, — отвечает она. — Сварен в прошлый вторник. Он отгоняет клопов, вшей, мух. Помогает также от седловой чесотки. Последний человек, который попробовал это, бежал отсюдова на четвереньках, завывая, как волкодав.

— В один прекрасный день ты кого-нибудь траванешь, со смертельным исходом, — говорит он.

— А кто сказал, что я этого уже не сделала? Какого черта беречь человеческий род? Она спрашивает так, как будто ей более чем плевать на это.

— Освежи-ка, — скажет он ей. Он толкает к ней стопку. — Не забывай подливать, — говорит он.

— Сам давай, — говорит она.

Она разглядывает свое отражение в осколке зеркала, которое она хранит за стойкой. Она щиплет себя за щеки, кусает губы и возится с волосами, все время, бросая короткие взгляды по направлению к двери. Двадцать девять лет, а ведет себя как нервничающая девчонка, ждущая того, кто заставляет ее сердце биться быстрее. От вида этого его сердце сильно сжимается.

Он пьет. Нервный спазм скручивает желудок. Давай, говорит он себе, скажи уже то, зачем ты сюда приехал. Скажи ей. Но он обнаруживает, что говорит: — Клянусь, Молли, каждый раз, как я тебя вижу, ты еще прекрасней, чем раньше. Сколько сердец ты разбила на сегодняшний день?

— Заткнись, — отмахивается она. — Знаю, что ведьма. — Она недоверчиво фыркает и смотрит на себя в зеркало, оставшись довольной собой. — Жизнь в этой дыре не лучшим образом сказалась на моей внешности, — говорит она. — Я тут уже состарилась, ожидая Айка. Пропащее дело. «Безнадега». По мне так это в самый раз, Джек, это самое большое пропащее дело, которым я когда-либо жила. И знаешь почему? Потому, что мужчина никогда не подразумевает то, о чем он говорит. Айк Твелветриз остепенится? Да с таким же успехом можно попросить солнце перестать светить.