Иосиф Ликстанов - Зелен камень

— Да, удачный «сенокос»!.. Молодцы ребята! Передайте им, что Петюша нашелся. Все!

Подойдя к Павлу, Игошин сказал:

— Почему не спите? Надо поспать. Мне не нравится, как вы выглядите.

— В избе не засну. Цвелью пахнет, душно. Растянувшись на теплом песке, Павел закрыл глаза. Как ему показалось, он проснулся тотчас же, но солнце значительно передвинулось на небосводе. Неподалеку от Павла сидел Федосеев, а рядом с ним чистенько одетый мальчик лет пятнадцати, по-видимому расстроенный, опечаленный. У ног мальчика растянулась громадная овчарка; положив морду на лапы, она то прикрывала веки, то внимательно глядела на Павла во всю ширину своих янтарных, неприветливых глаз.

— Как дела, товарищ начальник, как себя чувствуете? — спросил Федосеев.

— Хорошо…

— Познакомьтесь с Сеней, братом моей жены и сыном главного электрика шахты Капитальной Серегина.

Мальчик приподнялся, юношески неловко поклонился Павлу и снова сел.

— Это великий дрессировщик и собаковод. Видите, какого Голубка вырастил!

Услышав свое имя, собака насторожила уши.

— Вы ходили с Голубком по следу?

— Да… но полная неудача, — ответил Федосеев и чуть толкнул мальчика плечом. — Мы проследили этого дьявола, — он повел глазами в сторону Романовой избы, дав понять, что говорит об убийце старика, — честно проследили километра на три отсюда. Дальше след потерялся. Голубок огорчен, а Сеня и того больше. Правда, Сеня?

— Голубок не виноват, — невнятно ответил мальчик и густо покраснел. — След ушел в болото, след на воде не держится… Голубок, за мной! — скомандовал он, встал и направился к избам; собака пошла рядом с ним.

— Пошел переживать, — усмехнулся Федосеев. — Очень гордится своим Голубком, и действительно, пес необыкновенный… Сеня, не расстраивайся, Голубок себя еще оправдает! — Он пересел поближе к Павлу и как бы про себя отметил: — Хорошо было бы развязать весь этот узел до понедельника и с новыми силами за работу! А? Вчера управляющий говорил со мной о необходимости особенно форсировать восстановление Клятой шахты, одновременно начать разведку на полигоне. В середине недели он созовет маленькое совещание. Будут товарищи из Горнозаводска, ученый народ. Вам придется выступить, Павел Петрович.

— Рано мы говорим об этом, Тихон Федотович, — чуть слышно произнес Павел.

— Почему рано? — удивился Федосеев. — Дело явно подошло к концу. Враждебная сила проявила себя открыто. Халузев с вами заговорил об отступном потому, что думал, будто вы сломлены, на все готовы. Враг зарвался… Убийство старика, вероятно, явление того же порядка. Игошин дал мне понять, что бандит или бандиты уже обложены. Развязки ждать недолго…

— Я не о том, Тихон Федотович… В Новокаменске я остаться все равно не смогу. Не смогу остаться в этих местах! И вы знаете почему. Развязка «альмаринового узла» явится также концом моей работы на уралите.

— Никто и ничего толком не знает, — возразил Федосеев. — Все это, как говорит Игошин, лишь догадки. Но если даже догадки подтвердятся?.. Я, конечно, понимаю ваше настроение, но никогда не соглашусь с таким выводом: бросить дело, которое начато так успешно, отказаться от мечты о мощном южном кусте уралитовых шахт. В тезисах доклада на совещании партийно-хозяйственного актива вы правильно сказали, что преимущественное развитие северного и западного полигонов объясняется только тем, что там недра богаче альмаринами, привлекавшими наших дедов. Поэтому север и запад Новокаменска лучше изучены, освоены, а уралитовая Магнитка — южный полигон — еще ждет разведчиков… Неужели эта задача вами забыта, Павел Петрович?

— Нет, конечно, нет! Но… если оправдается то, чего я боюсь, как же мне жить, работать в Новокаменске, как в лицо людям смотреть! Хорошо, я ни в чем не виноват, я чист перед обществом. Но… да что же говорить! Самой же парторганизации будет трудно поддерживать авторитет человека, на которого упала такая тень. Чуть что — и найдутся люди, которые это вспомнят…

— Вы ошибочно судите и о людях и о парторганизации! — прервал его Федосеев. — Вы их отделяете друг от друга, а это неправильно, Павел Петрович. Поймите: парторганизация отстаивала вас, и отстояла потому, что и общественность в целом была за вас. Парторганизацию усиленно штурмовали авторы анонимных сообщений. Как видно, на панику рассчитывали, запутать нас хотели. Но мы знали — я говорю о широкой общественности и, следовательно, о ее вершине, о парторганизации, — мы знали ваше прошлое, вашу работу в Донбассе, видели вашу работу на шахте и верили вам. А ведь сколько было разговоров, как туго иногда приходилось!.. Все это прошло мимо вас, а мы поволновались достаточно. Да вот Никита, например. Когда он эту записочку в кисете нашел, его так ударило, что он чуть на вас не набросился. Все-таки хватило выдержки ко мне придти, посоветоваться. И вот, если теперь вы поднимете вопрос о переводе на другое место, многие, и я в том числе, расценят это как обидное неверие в то, что работники в тресте, на пятой шахте и на других шахтах способны окончательно отделить ваше имя от имени вашего отца.