Иосиф Ликстанов - Зелен камень

Мучительно хотелось опуститься на стул, но управляющий не предложил сесть; Павел пересилил себя.

— Кто вас вызвал? Знакомая какая-нибудь? — спросил управляющий.

— Что случилось на шахте? — ответил вопросом Павел.

— А вы не знаете?

Это было сказано быстро, будто щелкнуло; впрочем, лицо управляющего осталось спокойным, только круглый подбородок вздрогнул.

Придвинув к себе табачную шкатулку, он взял толстую папиросу, вставил в мундштук, кропотливо занялся электрической зажигалкой.

— Я не имел времени узнать, — объяснил Павел, удивленный тем, что разговор проходит так спокойно.

— Что могло случиться на знаменитой Клятой шахте? — пожал плечами управляющий. — В тот самый момент, когда Самотесов по вашему конспекту на совещании хозяйственного актива делал доклад об опыте скоростных восстановительных работ, нам сообщили, что на шахте пожар уничтожил каркасы строящихся домов, стройдетали и два барака.

— Виновные не найдены? — не то спросил, не то просто отметил Павел, взявшись обеими руками за спинку стула.

— Прямых виновников нет. — Управляющий наконец прикурил. — А инженер Расковалов совсем в стороне: он, видите ли, очутился в Горнозаводске, вызванный мифической телеграммой.

Управляющий нажал кнопку звонка, приказал секретарше пригласить Федосеева.

— Товарища Федосеева вызвали по телефону. Он сейчас говорит с Горнозаводском, — ответила она.

— Так рано? — удивился управляющий. — Кто вызвал?.. Не знаете… Ну, все равно.

Секретарша положила перед ним полулист бумаги с несколькими строчками машинописи, сказала вполголоса несколько слов, и Павел уловил: «проект приказа».

— Хорошо, оставьте! — отрывисто бросил управляющий и поморщился.

— Это… проект приказа о моем снятии с работы? — спросил Павел, когда секретарша вышла.

Управляющий вскочил так стремительно, что кресло откатилось; побагровев, он закричал, быстро стуча кулаком по столу:

— Бумажкой интересуешься, бумажкой! Тебе бумажка важна! Тебе не важно, что говорят, в чем тебя обвиняют, чем нас за тебя бьют!

— Меня не в чем обвинять, — твердо произнес Павел. — Не за что и вас бить.

— Знал, что отец с Клятой шахтой был связан? Знал, что он шахту подорвал? Почему молчал?

— Не знал я об этом… Третьего дня от Самотесова услышал впервые и не верю, не могу этому поверить!

— Об отце больше ничего не знаешь?

— Нет!

Управляющий опустился в кресло, дрожащей рукой вставил в мундштук выпавшую папиросу и раскурил ее жадными затяжками.

— Ну, еще узнаете, — произнес он угрюмо. — Лучше бы сами вспомнили и сказали.

…Павел пришел в себя, отстранил руку управляющего, поившего его водой, поднялся со стула и направился к двери.

— В постель надо, — вслед ему бросил управляющий.

Павел усилием воли собрал мысли.

— Вы стали выяснять, знал ли я о прошлом моего отца, будто это имеет отношение к событиям на Клятой шахте, — сказал он.

— Если знал да молчал, то имеет отношение!

— Правильно… Но я не знал и не могу этому поверить. Мне кажется, что вместо следствия по поводу моего отца лучше всего было бы заняться вопросом: кто мне телеграмму ложную прислал, кому понадобилось оторвать меня от шахты?

— Учи, учи нас… — пробормотал управляющий, заинтересованно взглянув на Павла исподлобья. — Телеграммку-то покажи.

Телеграмма? Павел обшарил карманы — телеграммы не было. Вспомнил: в последний раз видел ее в руках Ниночки.

— Телеграмму я забыл у Колывановых.

— Вот это твоя помощь следствию! — хмыкнул управляющий.

— Самотесов и ваша секретарша видели телеграмму…

— Да, видели, — послышался за спиной Павла голос Федосеева. — Телеграмма, конечно, существует. — Федосеев протянул Павлу руку. — Болеете я с температурой разъезжаете в кузове машины, под дождем, — упрекнул он Павла. — Будьте добры, пройдите в мой кабинет, подождите немного. Нам нужно поговорить…

В приемной управляющего, куда вышел Павел, несмотря на ранний час, был посетитель — статный молодой человек с гладким, несколько высокомерным лицом, просматривавший газету. Он поднял на Павла внимательные холодные глаза, в которых светилась искорка острого любопытства.

Павел прошел в кабинет Федосеева.

Некоторое время они молчали. Федосеев, только что возвратившийся от управляющего, перелистывал календарь на своем письменном столе, Павел сидел на деревянном диване.

— Сильно вы сдали, — отметил Федосеев. — Сразу похудели, осунулись.