Эдгар Берроуз - Тарзан - приёмыш обезьяны

Скоро бой перешел в преследование и затем в страшную резню: французские матросы нашли обрывки мундира д’Арно на некоторых из черных противников.

Они щадили детей и тех женщин, которых они не были вынуждены убивать для самозащиты. И когда они, наконец, остановились, задыхаясь, покрытые кровью и потом, в поселке Мбонги не осталось ни одного воина, способного оказывать сопротивление.

Тщательно обыскали каждую хижину, каждый уголок, но не могли найти ни малейшего следа д’Арно. Знаками они допросили пленных. Один из матросов, служивший во французском Конго, заметил, что они понимают ломаное наречие, бывшее в ходу между белыми и наиболее низко стоящими племенами побережья. Но даже и тогда они не смогли узнать ничего положительного о судьбе д’Арно. На все вопросы о нем им отвечали возбужденной жестикуляцией или гримасами ужаса. Они решили, что все это лишь доказательство виновности этих демонов, которые две ночи тому назад умертвили и съели их товарища.

Потеряв всякую надежду, французы стали готовиться к ночевке в деревне. Пленных собрали в трех хижинах, где их сторожил усиленный караул. У запертых ворот были поставлены часовые, и весь поселок погрузился в сонную тишину, нарушаемую лишь плачем туземных женщин о своих погибших.

На следующее утро экспедиция двинулась в обратный путь. Моряки хотели сжечь поселок дотла, но потом отказались от этой мысли и не взяли с собой пленных. Имея крышу над головой и палисады для защиты от диких зверей, они получили шанс выжить.

Было очень поздно, когда отряд дошел до хижины на берегу. Его встретили печально-торжественно, мертвые и раненые, заботливо размещенные на шлюпках, были осторожно отвезены на крейсер.

Клейтон, изнуренный пятидневной трудной ходьбой по джунглям и двумя схватками с черными, вошел в хижину, чтобы поесть и отдохнуть на сравнительно удобной постели из трав.

У дверей стояла Джен Портер.

— Бедный лейтенант! — сказала она. — Нашли ли вы хоть след его?

— Мы опоздали, мисс Портер, — ответил он печально.

— Говорите мне все! Что с ним случилось?

— Не могу, мисс Портер! Это слишком ужасно.

— Неужели они пытали его? — прошептала она.

— Мы не знаем, что они делали с ним перед тем, как убили, — ответил Клейтон с выражением жалости на измученном лице, делая ударение на «перед тем».

— «Перед тем», как они убили его? Что вы хотите сказать? Они не?.. Они не?.. — Она подумала о том, что Клейтон сказал о вероятных отношениях лесного человека с этим племенем, и не могла произнести ужасного слова.

— Да, мисс Портер, они — каннибалы, — сказал он почти с горечью, потому что и ему пришла в голову мысль о лесном человеке, и странная беспричинная ревность, испытанная им два дня тому назад, снова охватила его. И с внезапной грубостью, столь же чуждой Клейтону, как вежливая предупредительность чужда обезьяне, он сгоряча сказал: — Когда ваш лесной бог ушел от вас, он, наверное, торопился на пир.

Об этих словах Клейтон пожалел еще раньше, чем договорил их, хотя и не знал, как жестоко они уязвили девушку. Его раскаяние относилось к тому безосновательному вероломству, которое он проявил по отношению к человеку, спасшему жизнь каждому из них и ни разу не причинившему никому из них вреда.

Девушка гордо вскинула голову.

— На ваше утверждение мог бы быть один подходящий ответ, мистер Клейтон, — сказала она ледяным тоном, — и я жалею, что я не мужчина, чтобы дать вам такой ответ. — Она быстро повернулась и ушла в хижину.

Клейтон был медлителен, как истый англичанин, так что девушка успела скрыться прежде, чем он успел сообразить, какой ответ дал бы мужчина.

— Честное слово, — сказал он грустно, — она назвала меня лгуном! И мне сдается, что я заслужил это, — добавил он задумчиво. — Клейтон, мой милый, я знаю, что вы утомлены и издерганы, но это не причина быть ослом. Идите-ка лучше спать!

Но прежде чем лечь, он тихонько окликнул Джен из-за парусиновой перегородки, желая извиниться. Однако с таким же успехом он мог бы обратиться к сфинксу! Тогда он написал записочку на клочке бумаги и просунул ее под перегородку.

Джен Портер, увидев бумажку, притворилась, что не заметила ее, потому что была очень рассержена, обижена и оскорблена, но она была женщиной и потому вскоре, как бы случайно, подняла ее и прочла:

«Дорогая мисс Портер, у меня не было никакого основания сказать то, что я сказал. Единственное мое извинение — что, должно быть, нервы мои расшатались окончательно, впрочем, это вовсе не извинение! Пожалуйста, постарайтесь думать, что я этого не говорил совсем. Мне очень стыдно. Я никак не хотел обидеть вас, вас менее, чем кого бы то ни было на свете! Скажите, что вы прощаете меня.