Около дюжины людей катались при килевой качке по палубе, живые вперемешку с мертвыми. Среди них были два уже обглоданных трупа.
Призовая команда быстро поставила необходимые паруса, живые члены злосчастного экипажа были снесены вниз на койки.
Мертвых завернули в брезент и привязали на палубе, чтобы товарищи могли опознать их прежде, чем они будут похоронены в море.
Когда французы поднялись на палубу «Арроу», все живые были в беспамятстве. Даже бедняга, давший отчаянный сигнал о бедствии, потерял сознание, прежде чем узнал, помог ли его призыв.
Французскому офицеру не пришлось долго гадать о причинах ужасного положения на судне, потому что, когда стали искать воду или водку, чтобы восстановить силы матросов, оказалось, что ни того, ни другого не было, не было и крохи какой-либо пищи.
Офицер тотчас дал сигнал крейсеру прислать воду, медикаменты, провизию, и другая шлюпка совершила опасный переход к «Арроу».
Когда применили подкрепляющие средства, некоторые из матросов пришли в сознание, и вся история была рассказана. Так как на борту не было никого, кто бы мог управлять судном, то скоро начались споры о том, где они находятся и какой курс следует держать. Три дня плыли они на восток, но земли все не было видно, тогда они повернули на север, боясь, что дувшие все время сильнейшие северные ветры отнесли их от материка. Два дня держали они курс на северо-восток и попали в штиль, продолжавшийся почти неделю. Вода иссякла, а через день кончились и запасы пищи.
Положение быстро менялось к худшему. Один матрос сошел с ума и прыгнул за борт. Вскоре другой матрос вскрыл себе вены и стал пить собственную кровь. Начался шторм.
И вот появился крейсер.
Вся история бунта была рассказана французскому командиру, но оставшиеся в живых матросы «Арроу» оказались слишком невежественными, чтобы указать, в каком именно месте были высажены профессор и его спутники. Поэтому крейсер медленно плыл вдоль побережья, изредка давая пушечные сигналы и исследуя каждый дюйм берега в подзорные трубы…
Пока обе стороны рассказывали друг другу свои приключения, вернулась шлюпка с продовольствием и оружием для отряда. Через несколько минут группа матросов и два французских офицера вместе с профессором Портером и Клейтоном отправились на безнадежные и зловещие поиски.
Когда Джен Портер поняла, что странное лесное существо, спасшее ее от когтей обезьяны, несет ее куда-то, она сделала отчаянную попытку вырваться. Но сильные руки только немного крепче прижали ее к себе. Она отказалась от бесплодных попыток и замерла, разглядывая из-под полуопущенных век лицо человека, который, несмотря на ношу, так легко шагал через запутанные заросли кустарников.
Лицо его было необычайно красиво. Оно являлось идеалом мужественности и силы, не искаженным ни беспутной жизнью, ни зверскими и низменными страстями. Хотя Тарзан и убивал людей и животных, он делал это беззлобно, как профессиональный охотник, за исключением тех редких случаев, когда он убивал из ненависти.
В тот миг, когда Тарзан напал на Тер коза, девушку поразила ярко-красная полоса на его лбу, идущая от левого глаза до начала волос. Теперь, когда она внимательно рассматривала его черты, она увидела, что полоса исчезла, и только узкий белый шрам отмечал место, где она выступала.
Джен Портер не вырывалась, и Тарзан слегка ослабил железное кольцо своих рук. Он взглянул ей в глаза и улыбнулся — и девушке пришлось прикрыть веки, чтобы победить чары этого прекрасного лица.
Тарзан поднялся на деревья, и у Джен Портер, не чувствовавшей никакого страха от этого необычайного путешествия, мелькнула мысль, что она никогда до сих пор не была в такой безопасности, как теперь, в объятиях этого сильного дикого существа, которое несло ее неизвестно куда и неизвестно для чего через все более глухие заросли первобытного леса.
Иногда она закрывала глаза и со страхом думала о том, что ее ждет. Живое воображение подсказывало ей всевозможные ужасы, но стоило поднять веки и взглянуть на прекрасное лицо, низко склоненное над нею, и все опасения рассеивались. Нет, ей не следует его бояться! И в этом она все более и более убеждалась, пытливо разглядывая тонкие черты и честный взгляд, свидетельствовавшие о рыцарстве и благородстве натуры.
Они все глубже и глубже забирались в лес, смыкавшийся вокруг них неприступной, как ей казалось, стеной, но перед лесным богом, словно по волшебству, всякий раз открывался проход, который тотчас же смыкался за ними. Редкая ветка слегка касалась ее, а между тем и сверху, и снизу, и спереди, и сзади глазам представлялась одна сплошная масса тесно сплетенных ветвей и ползучих растений.
Читать дальше