Борис Лавров - Эпоха стальных мечей

Я сидел в темноте и тесноте. О тишине, правда, не приходилось и думать — шум двигателя в ушах грозил доконать меня. Клетка, закрытые глаза и слабость во всём теле.

Не знаю почему — может быть, из-за того, что я был псом лишь частично, да ещё и диким — но только снотворного, которое мне ввели в сиднейском аэропорту, хватило не на весь полёт до Лондона. То ли магия сплоховала, то ли просто халтура. А мне вот теперь страдать, лёжа в багажном отсеке. Честно говоря, когда там, в Австралии, странный парень, ставший нашим провожатым, сообщил мне о необходимости провести полёт в состоянии наркоза, я воспринял эту идею с недоверием (не буду скрывать — даже немного струхнул). Но теперь… Я бы многое отдал, только бы избавиться от этого шума в ушах, темноты в глазах и скованности в мышцах. Я несколько раз летал самолётом, но когда ты — человек и летишь в салоне, всё выглядит совсем иначе. Источник шума расположен дальше, а уши не воспринимают звук так чутко. От тоски и мигрени я начал тихонько подвывать. Плюс ко всему — ещё и всепоглощающе скучно. Ну что делать, если ты сидишь в клетке, клетка — в багажном отделении самолёта, а самолёт находится в воздухе уже много часов, перемещаясь над всем миром из Сиднея в Лондон?

Конечно, сколько уже мы находимся в полёте, я не знал. Может быть, мы почти на месте. В конце концов, какое-то время я действительно проспал сном младенца, находясь под наркозом! Но я сейчас горячо мечтал оказаться в салоне самолёта, с друзьями. Везёт им. Летят как… Как люди. А я тут мучаюсь. Да я готов даже терпеть общество этого Вилли! Впрочем, тот, кажется, летел в другом салоне. Как же шумит!

Не знаю уж, сколько я там сидел, пытаясь сосредоточиться и жмурясь в темноту. Не знаю также и то, как я не оглох во время приземления. Зато потом — после того, как все двигатели окончательно заглохли — я наконец-то почувствовал тишину, покой и огромное — просто невероятное — блаженство. Время превратилось в вату — впрочем, как и я сам. Я лежал, не обращая внимания вообще ни на что, кроме тишины. В жизни больше так не полечу! А если и полечу — попрошу дозу снотворного на порядок побольше.

Как и когда в багажный отдел успели зайти работники не то самолёта, не то аэропорта — я заметить не сумел, что для меня, вообще-то, нехарактерно. Они зашли и стали разбирать чемоданы с саквояжами, в обществе которых я приводил полёт. Я поднял голову, только-только начавшую приходить в норму, и посмотрел на них. В глазах двоилось.

— Надо же — пёс очнулся раньше срока, гляди! — заметил меня один из работников. — Не укусит?

— Он же в клетке, — резонно возразил второй. — К тому же, он только что проснулся, судя по соловым глазам.

Я не обращал на них внимания. Я медленно приходил в себя, соображая, кто я и где я. Итак. Я — Дик Бинго, тринадцати (уже почти четырнадцати) лет, бывший английский школьник. Он же — Динго… Собственно, динго. Рыжий, дикий, австралийский. После трёх или четырёх месяцев, проведённых в австралийских джунглях и окрестностях, я направляюсь со своими друзьями в Лондон. Зачем? А вот этого я пока не знаю. Нам пока только предстоит узнать, что же приготовили нам вроде-как-дьявол, представившийся нам как Игрок, и недо-ангел, известная как Гортензия. Игра, которую они традиционно проводят, раз за разом ставя на кон человеческие жизни, и в которую мы по воле судьбы (а может быть, и кого-нибудь другого) оказались втянуты по самые уши, ещё раскроет нам свои секреты. Пока же нам нужно просто явиться по какому-то адресу в Лондоне, где мы и узнаем, что приготовил нам второй этап этой игры.

Гудение в голове проходило. Моё клетку поняли, на что-то положили, куда-то повезли… Я только моргал глазами. Когда клетку раскрыли, я увидел стоящего рядом Вилли. Тот быстрым движением подхватил мой поводок, который всё это время был на мне, и коротко скомандовал:

— Пошли.

Я не возражал. Шлось мне, правда, не очень — кости ныли, да и походка была как у моряка, не сходившего на сушу больше года. Но до стоящих чуть поодаль ребят я кое-как доковылял. Они с лёгким волнением смотрели на меня.

— Ты в порядке? — спросила, наконец, Айлин, когда мы оказались в более-менее безлюдном коридорчике аэропорта. Я не рискнул говорить вслух — всё-таки не совсем в пустыне находимся — и только легонько кивнул головой. Не сказать, чтобы я действительно был полностью в порядке — меня слегка мутило и ноги всё ещё слегка подкашивались — но это явно должно было скоро пройти.