Борис Лавров: Эпоха стальных мечей

— Когда мы выйдем за территорию аэропорта — мы расстанемся, и, надеюсь, навсегда, — заметил Вилли.

— Да? — Падди привычно почесал рыжую макушку. — И куда же ты теперь?

— Обратно в Сидней, куда же ещё, — усмехнулся Вилли, который на время полёта играл роль старшего брата тринадцатилетнего ирландца. — Я-то здесь что забыл. Это вам удачи с игрой.

Не понравился мне тот тон, с которым Вилли произнёс последнюю фразу. Похоже, ему было многое известно о том, какие бывают этапы в играх… И они явно были не из лёгких. Впрочем, чего ещё ждать? Если выбраться вчетвером из австралийских джунглей было всего-навсего нашим первым, «проверочным» заданием — то…

— Так ты что, только ради нас летел? — уточнил Рик. Вообще-то полное имя моего друга — Седрик, но об этом сложно взять и просто вот так догадаться.

— Ну да. — Вилли поправил пальто, сидящее на нём ровно и гладко. — Удовольствие небольшое, но раз уж Гортензия попросила…

На улице, куда мы вышли через большие стеклянные двери, шёл дождь.

— Узнаю старый добрый Лондон… — Вилли поднял повыше воротник. — Когда не приедешь — всегда дождь, всегда дождь. Идём, посажу вас на автобус до города.

В ожидании транспорта мы вновь, как и перед отлётом, зашли в небольшое крытое кафе. Ребята взяли по стакану сока, Вилли — кофе, я же отказался от всех предложений. Есть или пить не хотелось, тем более, что лёгкая тошнота и тяжесть в желудке никак не хотели проходить.

— Ошейник натирает… — тихо вздохнул я, задней лапой (так удобнее) поправив его. — Меньше суток — а натирает…

— Потерпи, Динго, снимем при первой же возможности, — кивнул Рик. — Пока нам нужно добраться до города, а там… Кто ориентируется в Лондоне?

— Я… Немного, — я прекратил чесаться и сел. — Раньше я стабильно бывал там два-три раза в год.

— Отлично, значит, поведешь. — Рик потёр ладони и отхлебнул сока, а я обрадовался: наконец-то сделаю что-то полезное. Спору нет, в джунглях и пещерах от меня большая польза, да и тогда, когда мы с Риком уничтожали древнюю тварь из пещеры вымершего подземного народа, я постарался на славу. Но с тех пор, как мы выбрались к цивилизации, меня не отпускала мысль о том, что я тут лишний и доставляю больше хлопот, чем пользы. Да ещё и эта необходимость притворяться бессловесной тварью… Может, мне и правда всё-таки стоит стать человеком? Я заколебался, думая об этом — впервые с тех пор, как Гортензия вернула мне человеческую речь. Быть псом очень классно, обострённые чувства и всё такое… Но у меня нет пальцев, меня не пропустят в кино и я не могу пить из бутылки. И таких вот мелочей-заноз — очень много. Очень. Надо или возвращать себе человеческий облик… Или, когда это всё закончится, лететь обратно в Австралию, в джунгли, и жить там на природе. Одному. Буду бегать, охотиться… И никаких поводков и ошейников.

— Интересно, — заметил Падди, разглядывая свой стакан. — Почему Гортензия, если она такая могучая и всесильная, не отправила нас сразу в Англию? Могла бы ведь телепортировать, или ещё что…

— Потому что Гортензия — это Гортензия, — ответил Вилли, залпом выпивая свой кофе.

— Но она же нам помогла добраться сюда, — возразил Падди. — Если бы совсем не помогала — так понятно, дополнительное испытание. А так…

— Значит, были причины. Помогла — и скажите спасибо. — Вилли встал и подхватил свою шляпу, лежавшую в центре стола. — Идём, автобус прибыл.

Не видя причин задерживаться, мы двинулись за ним.

В автобусе я снова задремал. Может, кому-то покажется странным то, что я хотел спать после многих часов полёта, проведённых в состоянии наркоза, но мне требовалось срочно восстановить свои силы после той части полёта, во время которой я бодрствовал. Кроме того, что ещё мне было делать в автобусе? Поговорить ни с кем нельзя, с места двигаться — тоже. Даже до окна не дотягиваюсь. Вот и оставалось лежать на полу, вдыхая «ароматные» испарения бензина, и посапывать. Заснуть окончательно мне жутко мешал намордник, который я был вынужден вновь надеть.

Но усталость моя была велика, и я всё же задремал, не смотря на запахи, звуки и намордник. Мне снилось что-то сумбурное, что-то из событий прошлых месяцев, но в каком-то особенном свете, в таком, какой бывает исключительно во сне. Всё было ужасно и прекрасно одновременно, и… И ещё я резко ощутил, что сильно скучаю по джунглям.

Это и было первой фразой, которую я сказал, когда мы четверо вышли из автобуса.

— Пройдёт, — легкомысленно заметил Падди. — Это ненадолго.