Юань Цзин - Особое задание

— Ну что ж, неволить не стану. Завтра будет время отдохнуть.

Комиссар дал ему стопку бумаги и, проводив до ворот, крепко пожал на прощание руку.

Ординарец отвел У Чжи в дом для приезжих. Там ему выделили отдельную комнату и снабдили керосиновой лампой. Сяо-пэй оставил ему полбутылки керосина и чайник с кипятком и ушел. У Чжи сразу же принялся за работу. Он то вдруг задумывался, вспоминая подробности, то торопливо писал, боясь пропустить что-нибудь важное.

Мешали работать налетевшие в комнату москиты, и У Чжи одной рукой писал, а другой все время отмахивался от насекомых. Где-то неподалеку всю ночь шло собрание, и слышны были взволнованные призывы ораторов. Когда уже пропели третьи петухи, тишину неожиданно нарушило мощное пение «Интернационала».

Пело много людей. Хотя пели они не очень стройно и без сопровождения оркестра, в самой мелодии гимна чувствовалась сила и суровость, и в то же время она не могла не затронуть тончайшие струны человеческой души.

Сун И-юнь в свое время научил У Чжи петь «Интернационал», но там, где он услышал этот гимн впервые, исполнять его можно было только шепотом, при закрытых окнах и дверях. И только здесь У Чжи впервые услыхал, как «Интернационал» поют свободно, в полный голос. Кровью скольких героев заплачено за эту свободу! У Чжи вышел во двор и стал внимательно вслушиваться в слова гимна, мысленно подпевая невидимому хору. Но вот пение окончилось, и снова стало тихо.

Восток уже заалел, и звезды потускнели, растворяясь в первых лучах рассвета. Холодный утренний ветерок освежил У Чжи, и он почувствовал новый прилив сил. Боевой задор звал к новым опасностям.

Вернувшись в комнату, он подлил в лампу керосина, и снова его перо торопливо забегало по бумаге.

Когда подошло время завтрака, ординарец комиссара Сяо-пэй принес рисовую кашу и сладкие пампушки. У Чжи прежде всего осведомился, завтракал ли комиссар и что он ел.

— Питается он очень плохо, — пожаловался Сяо-пэй, — все время одно и то же: кукурузная каша с перцем и овощи. Достанем что-нибудь повкуснее — он тут же отправляет в госпиталь, а сам и не попробует.

— В таком случае я тоже буду есть кукурузную кашу!

— Что ты! — испугался Сяо-пэй и умоляюще взглянул на У Чжи. — Комиссар строго-настрого наказал мне кормить тебя хорошо. Он говорит, что мы здесь уже привыкли к плохой пище, а тебе надо хорошо есть, потому что ты потратил очень много сил, добираясь к нам.

У Чжи не удалось переубедить Сяо-пэя, тогда он пригласил его разделить с ним трапезу, но тот наотрез отказался. Пришлось смириться и есть одному.

После завтрака молодой офицер продолжал писать донесение. Он обладал хорошей памятью и мог через много лет узнать человека, которого видел один лишь раз. Поэтому партийное поручение о сборе военной информации о противнике было ему по душе. Из бесед с офицерами он запоминал самое важное и всегда располагал обстоятельными сведениями почти по любому вопросу, касающемуся положения гоминдановских войск. А когда командующий Ли приблизил его к себе, в руках секретаря по особым поручениям оказалась вся секретная переписка, и возможности получения ценных сведений еще больше увеличились.

Только после полудня закончил У Чжи свое донесение. Он сразу же позвал Сяо-пэя и попросил его отнести свой секретный доклад комиссару. Он так устал, что не притронулся к еде, лег в постель и через минуту уже крепко спал.

Проснувшись, У Чжи увидел в комнате Сяо-пэя. Тот вскочил со стула, налил гостю воды для умывания, а затем подал обед, сообщив при этом, что комиссар сейчас находится на собрании.

Не успел У Чжи торопливо поесть, как в комнату вошел комиссар и пригласил его к себе.

На улице было очень шумно. Во многих домах играли граммофоны. Оказалось, что провожают бойцов на передовую, в Куншаньба. В красноармейских фуражках и соломенных тапках, с винтовками и небольшими вещевыми мешками за плечами бойцы строем шли по улице. У каждого к мешку была приторочена пара новых тапок. Далеко разносилась их песня.