Валентина Пономарева - Голова Медузы Горгоны

— Дело в том, что завтра перед приездом Пономаренко здесь должны появиться две женщины…

— Ну и чудесно, мой друг! — воскликнул адвокат, потирая ладошки. — Устроим такой шарм, как в старое доброе время!

— Да, но… Видите ли, Гервасий Михалыч, нам очень дорога ваша безопасность. А женщины, знаете… Язык не на привязи. Сболтнет лишнее, и может случиться непоправимое…

— Тогда зачем они такие здесь нужны? — тупо уставился на него Задорнов.

— Мы с Пономаренко когда-то вместе служили, я знаю его вкусы и хотел бы устроить ему подобающий прием. Уж позвольте двум офицерам…

— Так вы тоже офицер? Ага! Проговорились! Я так и думал, в вас есть это самое…

— Как же все-таки, Гервасий Михалыч? — спросил его Моносов.

— Ладно, ладно, — покровительственно похлопал его по плечу адвокат.

Утром Моносов проснулся первым. Задорнов крепко перебрал вчера и теперь храпел на скомканной постели. Чекист растолкал его, и когда тот непонимающе уставился на него, напомнил о вчерашнем разговоре.

— Так рано? — пробубнил адвокат и нехотя стал собираться.

Стараниями Моносова минут через двадцать он уже стоял на пороге с неизменным портфелем.

— Надеюсь, когда в этом мире все изменится к лучшему, доблестные офицеры не забудут, на какие лишения шел старый адвокат, — пошутил он.

— Что за разговоры! — воскликнул Моносов. — Уж вас-то мы ни в коем случае не забудем! Я вам обещаю!

И снова Моносов остался один. Пока все шло хорошо: адвокат не увидит его встречи с настоящим связным. Но хватит ли времени до приезда Пономаренко? Поезд, на котором тот прибудет, неизвестен.

Не прошло и получаса после ухода Задорнова, как Павел услыхал, что кто-то копошится у двери. Он глянул в окно: возле заброшенной собачьей конуры у самого крыльца стоял незнакомый пожилой мужчина с окладистой черной бородой и шарил рукой в щели между досками.

«Ищет ключ, — догадался Моносов. — Пора встречать».

Он быстро распахнул дверь. Мужчина растерянно выпрямился и с удивлением уставился на Моносова. Павел стоял на крыльце, широко расставив ноги и подбоченясь.

— Долгонько вас приходится ждать, милейший! Как поживает крестная?

— Спасибо, вашими молитвами, — машинально ответил мужчина.

— Входите! — приказал чекист. — Нечего торчать под чужими взглядами. И чему вас тут только учат!

— Мне сказано, что вы прибудете к обеду.

«Значит, время еще есть», — обрадовался чекист и тут же строго сказал:

— Как видите, у меня несколько иные планы. Докладывайте, как будем добираться. И быстрее! Здесь мне не хочется долго оставаться. Что-то слишком любопытен ваш Гервасий.

— Это вы не сумлевайтесь, — ответил связной. — Гервасий — свой человек, надежный.

— Мне эта квартира не по душе. Чувствуешь себя, как в мышеловке. Итак, наш маршрут?

Мужчина пригладил бороду.

— Значит так, — сказал он. — Идем на вокзал. Садимся на поезд и едем до Карраса. Пережидаем на одной квартирке, а дальше верхами. Кони уже ждут.

— Поедем первым же поездом, выбраться отсюда надо быстрее.

— Как прикажете, — согласился связной. — Только ведь все едино ждать, верхами-то засветло опасно.

— Что ж, подождем там. Для начала возьмем кой-какой груз на вокзале. Понесете вы. Оружие есть?

— Что вы! Здеся с оружием никак. Засыплешься. Чека хватает без разбору.

— Ну что ж, пошли.

На вокзале Моносов приказал связному подождать его на перроне, а сам зашел в небольшую комнатку, где размещался транспортный отдел чека. Он издали показал чекистам своего спутника, попросил тихонько его арестовать и срочно направить в губчека, а сам через другие двери возвратился в город.

Командир в последний раз обошел цепи бойцов, залегших за станицей в том месте, где Кура круто сворачивает на юг. Перебросился парой слов с пулеметчиком, укладывавшим запасные ленты. Все были на своих местах, все готовились к бою. Командир рассчитывал, что Конарь ворвется в Курскую и бандиты, как всегда, начнут грабить оставленные хаты. Когда они менее всего готовы дать отпор, ворвется в станицу красноармейский отряд. Молодые ребята, большинство из которых еще не успело поскоблить бритвами свои щеки, уже не раз оказывались сильнее превосходящих по численности банд. Их командир верил в комсомольцев, как в самого себя: каждый из этих ребят готов умереть за дело революции.

В предрассветных сумерках командир снова и снова вглядывался в знакомые лица. Он накануне предупредил ребят, что банда Конаря чуть ли не вчетверо больше их отряда, что бой предстоит нелегкий. Однако ни тени сомнения или страха не видел сейчас он в глазах комсомольцев. Правда, чувствовалось напряжение. Ребята шутили, посмеивались над станичниками, примкнувшими к отряду со своими ветхозаветными берданами и старыми английскими винтовками.