Валерий Янковский - Нэнуни-четырехглазый

Рассказываю об этом Ленскому. Он как-то загадочно улыбается и согласно кивает головой.

— Вы знаете, я сам не летал, но люди рассказывали, что с самолета можно прочесть вашу фамилию, выписанную этими соснами. Видать, ваш отец сажал их по особому рисунку. Да-а, семя только вовремя посей… Посадите-ка на память какое-нибудь деревцо в моем саду!

На следующий день я выкопал и посадил на его участке малюсенькую сосенку. Не знаю, прижилась ли?

Вскоре у подошвы «Просеки» набрели мы на длинные низкие постройки. Ветер донес резкие запахи, послышался пронзительный визг.

— А это что такое?

— Новая, очень перспективная и выгодная отрасль нашего хозяйства норки. Сейчас вы сможете познакомиться с ними поближе, тут есть на что посмотреть!

Мы подошли к вольерам вплотную, и я остановился зачарованный. В клетках сидели, лежали и бегали сотни, нет, вероятно, тысячи длинных пушистых зверьков всевозможных оттенков, начиная от бледнопалевых и кончая цветами классического окраса баргузинского соболя. Переходили от клетки к клетке, и я не мог оторваться от этой радуги живых теплых красок. И невольно подумал: «Это я, а что, глядя на такую красоту, должны чувствовать наши модницы? Ведь они после подобного зрелища не спали бы ночей…»

— Мы недавно начали осваивать пушное звероводство, но оно быстро развивается. Им довольны все. Совхозу — план и немалый доход. А для тех, кто за ними ухаживает — в основном это женщины — отличные заработки, премии и право приобрести недорогой воротник!

Сколько помню, в наше время никто не имел представления ни о разведении лисы, ни песца, ни норки.

За разговором миновали доживающие свой век, теперь уже не нужные конюшни, и вышли к тому месту, где когда-то стоял дом-крепость. К сожалению, он не сохранился…

— Проржавела с годами крыша, вода проникла в саманную кладку и стены начали разрушаться. А жили в нем ни много ни мало восемнадцать семей рабочих и служащих. Руководство рассудило, что целесообразнее старый дом снести и построить современные здания с более удобной и привычной планировкой, благо средства на это были отпущены. И снесли. Хотя, конечно, жаль.

Дом был красив — настоящий замок. А вон тот домик сохранился с давних времен!

Я посмотрел поверх заросшего травой и бурьяном мощного каменного фундамента (все, что осталось от дома-крепости) и увидел белый флигелек с верандочкой, который бабушка, родители да и все звали «школой». Когда-то в нем учились дети, а в дни моего детства он уже служил жильем для молодых неженатых сидеминцев. Я смотрю на него как на старого-старого знакомого, а Ленский трогает за локоть и говорит:

— А вон и директор совхоза. Идемте, я вас представлю. — И мы идем навстречу невысокому плотному человеку.

— Дмитрий Ананьевич, вот, познакомьтесь — товарищ Янковский, — внук, сын…

— Какой Янковский? Тот самый, из тех, что ли?

— Ну да, старший сын Юрия Михайловича. Директор смотрит с удивлением и протягивает руку.

— Вот здорово! Ну, пошли в контору, потолкуем.

И вот мы сидим в просторном кабинете Дмитрия Ананьевича, в нижнем этаже одного из новых кирпичных домов, что расположились под вечнозеленой теперь «Обсерваторией». В соседнем, таком же доме, — магазин и почта. В верхних этажах — благоустроенные квартиры совхоза.

Почти следом за нами в контору входит высокий и симпатичный молодой человек.

— Мой замполит — секретарь нашей партийной организации, — представляет его директор. — Знакомьтесь: Янковский. Тот самый…

— Как тот? Внук, сын? Да не может быть! Ну, здравствуйте. Простите, дайте на вас посмотреть… Я-то думал, что из Янковских уже никого не осталось… Как вам у нас понравилось, все ли посмотрели? Или еще что-нибудь можно вам показать? Нам ведь интересно услышать ваше мнение.

— Спасибо, Александр Александрович уже показал и рассказал о многом. Повидал оленей, познакомился с норками. Очень понравились. Но коли спрашиваете моего мнения, то мне кажется, их нужно было селить не здесь, в центре усадьбы, а где-то в сторонке, хотя бы в Озерной, ближе к морю: кормите же в основном рыбой?.. И еще, откровенно говоря, жаль старый дом…

— Да нам и самим его жалко. Но ведь разрушили не при мне, я здесь далеко не первый, — мне показалось, Дмитрий Ананьевич с сожалением смотрит в окно на поросший травой фундамент. — Думаю, сгоряча поторопились…

— Зря, зря, присоединяет свой голос замполит, — музей из него нужно было сделать. Вы знаете, сколько у нас бывает экскурсий? Теперь мы включены в маршрут Дальневосточного круиза, и когда теплоход бросает якорь в бухте Гека, нас навещают сотни туристов из всех уголков страны. И главное внимание всегда привлекают олени. Вы слышали, сколько мы теперь снимаем пантов, сколько вылечиваем людей? Сами и препарировать научились, обходимся без иноземных мудрецов, которые столько лет делали из этого секрет!