Георгий Северский - Второе дыхание

Часто в светлых пятнах костров мелькали черные силуэты солдат: немцы ставили плащ-палатки; где-то поблизости рубили ветки.

Грузинов прекрасно знал, что планы командования могут быть известны только офицеру. И он терпеливо лежал и ждал. В темноте ночи отыскать во вражеском лагере офицера — задача не из легких. Наиболее интересной Жоре казалась группа у дальнего костра, с другой стороны поляны. Но отсюда трудно было что-нибудь определить точнее. Жора втянулся в глубь кустов и пополз, огибая поляну. Он полз медленно и осторожно, бесшумно отводя впереди себя колючие побеги. Наконец он решил, что находится на траверзе цели. Еще осторожнее он приблизился к краю поляны. Этот костер горел прямо перед ним, метрах в пятидесяти. Длинные тени сидящих у огня плясали в трех шагах от Жориного лица. Порой слабый ночной ветерок задувал пламя, и тогда тени то сокращались, то становились еще длиннее, теряясь в густых зарослях.

Чем больше Грузинов наблюдал, тем больше убеждался в том, что две тени принадлежат офицерам. Один из них что-то рассматривал, судя по всему — карту. Другой подсвечивал ему фонариком. Офицеры негромко переговаривались. В некотором отдалении сидели еще трое, очевидно, солдаты.

Тот, что рассматривал карту, привстал, и Жора отчетливо увидел коричневую полевую сумку. Офицер сложил в нее бумаги и повесил сумку через плечо.

— Только бы не ушел, не ушел, не ушел! — стиснув зубы, молил Жора. У него еще не было ясного плана, но он понимал, что офицера с сумкой и с властными жестами упускать нельзя. На второго Жора почти не обращал внимания.

«Мелочь, адъютантик. И держится, как адъютантик», — решил он про себя, хотя до сих пор ему ни разу не приходилось видеть, как держатся адъютанты фашистских офицеров.

Один из солдат, сидевших поодаль, встал и принялся разматывать что-то непонятное, похожее на рыбацкую сеть. Потом он долго и въедливо что-то заколачивал в дерево. Жора вдруг понял: предмет, похожий на сеть, — обыкновенный гамак. Денщик упорно вколачивал железо в неподатливое дерево, стараясь во что бы то ни стало привесить гамак, вероятно, украденный на брошенной хозяевами даче.

«Гамак! — возмутился Жора. — Гамак! Вот сволочь!» — И в эти три слова вошло все, о чем он думал и что он чувствовал.

Гамак был осколком мирной жизни и напомнил о днях, когда на свете существовали дома отдыха, дачники в парусиновых костюмах, девушки с волейбольными мячами и теннисными ракетками — вся та особая атмосфера молодости и счастья, которая бывает только при очень хорошей, очень счастливой жизни…

Постепенно в лагере стихло. Офицер с сумкой отдал последние распоряжения и ушел спать в гамак. Жора видел, как денщик укрывал его плащом. Остальные улеглись у костра, подстелив под себя плащ-палатки.

Наступила полная тишина. Кругом повисла синяя звенящая тьма. Вдалеке под несильным ветром еле слышно шумел лес. Настойчиво и однообразно кричала ночная южная птица. Теперь на поляне шагал только один солдат. Это был внутренний часовой, даже не часовой, а нечто вроде дневального. Жора точно знал, что все внешние посты он благополучно миновал и сейчас находится почти в центре лагеря.

Часовой ходил, будто заведенный. Десять размеренных шагов вправо, автоматический поворот, десять размеренных шагов влево. Сухая выгоревшая трава тихо хрумкала под его сапогами.

Часовой расхаживал между костром и Грузиновым. Гамак висел дальше. Нечего было и думать, что к нему удастся проползти незамеченным.

Жора решил снова обогнуть часть поляны и зайти к гамаку с противоположной стороны. Это было невероятно трудно — сделать огромный крюк в самом сердце спящего лагеря, но когда он, наконец, достиг намеченного места, стало ясно, что самое сложное еще впереди. До гамака было на глаз метров сорок. До костра, за которым ходил часовой, — еще около двадцати. Теперь, на фоне огня, гамак виднелся совершенно отчетливо. Было видно и другое: между гамаком и Грузиновым стояла раскинутая плащ-палатка. Раньше, сквозь костер, она была незаметна.

Жора задумался. Если он не видел этой плащ-палатки из-за костра, значит, сейчас он не виден часовому. И действительно, тот исчезал всякий раз, когда оказывался на одной линии с Грузиновым и костром. Свет костра ослеплял. То, что делалось за пламенем, оставалось скрытым и для Грузинова, и для часового. Значит, нужно ползти прямо на свет костра, пользуясь моментами, когда часового заслоняет пламя.

Вся беда в плащ-палатке — миновать ее не удастся. Но зато Жора понимал, что первую половину пути она будет скрывать его от часового. Значит, пока что самое главное — это не разбудить спящих в палатке. И Жора осторожно выполз из кустов. Прижавшись к земле, он стал ладонями нащупывать все, что могло хрустнуть или зашуршать. Прошлогодние сухие листья чуть-чуть повлажнели от скудной ночной росы и не шумели под его телом. Поляну покрывала короткая, выжженная июльским зноем трава. Травинки кололи руки и лицо и, что было еще неприятнее, шелестели, цепляясь за одежду и сапоги. Шелестели они совсем тихо, вероятно, в двух шагах никто бы не расслышал этого звука. Но каждый, еле заметный шорох, казался теперь Жоре оглушительным выстрелом. И он слегка приподнимал тело, чтобы не цепляться за проклятую траву.