Александр Антонов - Пять из шести

— Это действительно кое-что, — одобрил Сологуб, потом хитро прищурился, — Однако скажи мне, майор, отчего ты раньше до могилы не докопался?

— Все предыдущие поиски велись на основе мемуаров каппелевского офицера. А в них указана фамилия Рощин.

— А он не Рощин, а Гущин, — усмехнулся генерал. — Описался мемуарист, земля ему пухом. Что думаешь делать?

— Ждать известий от Вяземских, — пожал плечами Максимов и пояснил: — Они уже в Харбине.

Послушать «харбинские» рассказы собрались все члены будущей экспедиции и примкнувшая к ним Елена Ерёменко. Именно она оккупировала любимое кресло Старха, — саммит проходил на квартире Вяземских — на что он, впрочем, не затаил в душе обиду, памятуя не столько о высоком положении её супруга, сколько об интересном положении самой Елены. Чета Максимовых заняла левую половину огромного дивана, правую же его часть украсили своим присутствием Катя Вяземская и Света Фернандес.

Слово держал Старх. Он только-только преодолел вводную и постепенно подбирался к сути.

— … Оказалось, после отъезда Вяземского капитан Гущин жил хоть и недолгой, но весьма насыщенной жизнью. Заскучав отсутствием друзей (есаул Егоров вслед за Вяземским оставил Харбин и ускакал в направлении родного Забайкалья) он решил взбодриться поиском приключений на известное место и весьма в этом преуспел. Не без помощи нагана отбил у каких-то бандитов симпатичную девчонку, ничуть не смутившись тем, что она была китаянка, в неё же влюбился и на том влип окончательно. Отец девушки, говоря современным языком, был местным предпринимателем, испытывал жесточайшее давление со стороны криминала и такому мужу для своей пятой дочери был рад. Гущина женили и поставили во главе войск самообороны. Есть сведения, что в браке Гущин был счастлив, потому вскоре оставил жену безутешной вдовой. Возглавил воинов клана в решающей битве, саму битву выиграл, но пал на поле боя. Однако наследника смастерить успел, потому и род его на нём не прервался, и в Харбине появилась китайская семья с русскими корнями и нетипичной для Поднебесной фамилией Гу-Цин.

Старх потянулся к стакану с соком, и пока он смачивал натруженное горло, рассказ продолжила Катя.

— Мы отыскали в Харбине некую Ю Гу-Цин. Очень симпатичная девушка и хорошо говорит по-русски. Она многое рассказала о своём предке капитане Гущине и помогла обнаружить карту.

— И где же она? — нетерпеливо спросил Геннадий Максимов.

Катя посмотрела на мужа. Старх улыбнулся лёгкой загадочной улыбкой, водрузил на стол стоящий до того на полу дипломат, лихо щёлкнул замками, откинул крышку, извлёк из нутра дипломата холст без рамы и продемонстрировал собранию.

— Александр Васильевич Колчак, — прокомментировал увиденное Максимов.

— Он самый, — одобрительно кивнул Старх. — Портрет адмирала Колчака. Писан с фотографии неизвестным китайским художником в Харбине осенью 1920 года.

— Можно? — протянул руку Максимов.

Старх молча передал ему холст. Майор быстро осмотрел портрет и удовлетворённо улыбнулся.

— Холст сдвоенный, — объявил он таким тоном, будто только что сам сделал это открытие, — между половинками карман, до недавнего времени заделанный, а в нём… — Майор двумя пальцами подцепил что-то внутри холста и вытащил на свет. — А в нём, видимо, карта!

Максимов встал и понёс сложенный лист к столу. Старх убрал дипломат, Геннадий положил лист на стол и развернул.

— Точно, карта, — не совсем, однако, уверенно произнёс майор. — Вернее, её ксерокопия. — Он вопросительно посмотрел на Старха.

Меж тем все потянулись к столу, даже Лена, придерживая рукой заметно округлившийся живот.

— Дело в том, — пояснил Старх, — что оригинал карты оказался весьма ценной вещью.

— Юля нам объяснила, — продолжила за мужем Катя, — что это работа очень известного в Китае мастера. Вернее, известными его работы стали совсем недавно. Мастер уже много лет покоился в земле, когда вдруг обнаружилось, что он был чуть ли не гением. И теперь любая его работа стоит огромных денег.

— Так что Юля Гущина враз обогатилась, — вновь перехватил слово Старх, — и в благодарность презентовала нам и ксерокопию карты и сам портрет, который художественной ценности не имеет, и дневник своего предка капитана Гущина.

Сообщение о дневнике на некоторое время отвлекло внимание от карты. Все смотрели на Старха, который извлекал из дипломата тетрадь в кожаном переплёте.

— Занимательное, я вам скажу, чтиво, — потряс дневником Старх, — однако к нашему делу большей частью отношение не имеющее. Потому я тут карандашиком нужные места отметил, их вам сейчас и зачту.