— Ну ладно, лирику в сторону, — посерьезнел Грибов. — Мы тут тоже без дела не сидели. Всю Кедровку прочистили. Двоих по-крупному взяли. Один — Иван Назаров, тут же признался, что на Волкова работал. Второй — Семен Рекунов.
— Это что, тот, который тигра убил, а Шелихов с парнями помог его взять? — уточнил Верещагин.
— Ну да. Он этим годом освободился и опять в наши края. Видать, понравилось ему тут очень. Тайга-то вона какая, везде не уследишь. Вот и пристроился рыбалить. Причем сети травил выше по течению, чтоб, значит, рыбнадзор не засек. А на таборе землянка такая же, как у Колесниченко, соли мешок, банки для икры, несколько бочат с соленой рыбой, коптильня. Короче говоря, на широкую ногу дело поставлено.
— И что, тоже признался, что на Волкова батрачил?
— Ишь ты, — усмехнулся Грибов. — Что ж он, дурак, что ли, сам на себя клепать? Твердит, что поохотиться в тайгу забрался, истосковался, мол, по воле в колонии. А тут вдруг и наткнулся на все это дело. Хотел уж было возвращаться, а тут откуда ни возьмись — милиция.
— А почему думаешь, что именно на Волкова батрачил? — спросил Верещагин.
— Так здесь и гадать-то нечего, — устало сказал Грибов, и Верещагин вдруг увидел, что майору тоже приходится спать далеко не по семь часов в сутки, как предписывают врачи. Хоть и бодрился заместитель начальника по уголовному розыску, но устал он основательно.
— Так вот я и говорю, гадать-то особо нечего, — повторил Грибов. — Сети у всех троих одинаковые. Причем импортные. Видно, из одной партии. Таких у нас днем с огнем не сыщешь. И другое: скажи-ка ты мне, следователь Верещагин, на какие такие шиши, а главное — где бы смог приобрести только что освободившийся Рекунов нанайскую лодку, эту самую японскую сеть и прочую всячину для обработки рыбы и икры? К тому же землянка, чувствуется, была подготовлена для него заранее. И еще одна деталь: Волков, Колесниченко и Рекунов отбывали срок в одной колонии.
Он был именно такой, каким обрисовал Рекунова Грибов. Рослый, плечистый и весом, пожалуй, за девяносто. Скулы обрамляла густая борода, поверх которой на Верещагина смотрели настороженные глаза.
— Садитесь, — кивнул ему на стул Верещагин. — Старший следователь краевой прокуратуры Верещагин. Петр Васильевич.
— Это вроде как запанибрата, — усмехнулся Рекунов. — Так мы уж по старинке: гражданин начальник.
— Дело хозяйское, — согласился с ним Верещагин, внимательно изучая неудачливого мужика. — Ну что, я вас буду расспрашивать или сами желаете что сказать?
— Желаю! — будто ожидая этого вопроса и в то же время с напускной ленцой, сказал Рекунов. — Желаю знать, на каком таком основании хватают людей, а потом шьют им браконьерство. Да не просто рыбешку-другую, а прямо-таки цех рыбный. Что, своих местных прикрываете и решили на мне отыграться?
— Ну, какой же я местный, Семен Андреевич? — удивился Верещагин. — Кстати, а почему вы, вопреки предписанию, не устроились на работу, а скрывались с чужим оружием в тайге?
Видимо, на этот вопрос Рекунов давно определил ответ, и теперь он только хмыкнул, виновато разведя руками.
— Винюсь, гражданин начальник. Но вы на мое место встаньте. По-человечески. Я весь срок на железобетонном заводе хребтину гнул. Мне пыль эта да цемент вот сюда въелись! — ткнул он себя в грудь. — Я по ночам откашляться не могу. И когда там, на нарах, кашлем надрывался, то единственная мечта была: освобожусь — и в тайгу махну.
— Ну, это понять можно, — согласился с ним Верещагин. — Правда, здесь и без того чистого воздуха хватает: тайга-то вон она, кругом. А вот карабин у вас откуда? Да не зарегистрированный к тому же. А это уже статья. Хранение огнестрельного оружия.
— Карабин тот в землянке висел, — хмуро отозвался Рекунов. — Вот я и попользовался им, если вы отпечатки пальцев имеете в виду.
Верещагин, слушая ответы Рекунова, теперь уже с откровенным любопытством рассматривал его. Это был классический случай «делового» человека. Постоянная страсть наживы двигала всеми его поступками, и ему было абсолютно все равно, на чем «делать деньги». Принципов или каких-либо угрызений совести здесь не было и быть не могло. Он хорошо знал этот тип людей, а также знал и то, что в сущности своей они неисправимы. Просто с годами становятся опытней, более ловко маскируют свои делишки, но чтобы исправиться…
— Ну хватит, Рекунов, — остановил он развесистую речь мужика. — Ответьте-ка мне вот на что: Волкова давно знаете?
Читать дальше