Юрий Пересунько - Военные приключения. Выпуск 5

Семен Чебан не имел ни малейшего представления об этой условной фразе, переданной 17 июля 1936 года в сводке погоды из Сеуты, небольшого городка в испанском Марокко, которой генерал Франко дал сигнал к фашистскому мятежу. В Испании вспыхнула гражданская война. Из многих стран мира стекались добровольцы на помощь сражающейся республике. Немало желающих стать волонтерами нашлось и в «Союзе возвращения», причем одним из первых был Семен Чебан.

Однако секретарь парторганизации Ковалев охладил его пыл:

— В Испании нужны не просто те, кто готов идти в бой с фашизмом, а люди военных специальностей: артиллеристы, пулеметчики, шоферы… — начал было загибать он пальцы.

— Это точно, что шоферы тоже нужны? — перебил Семен.

— Да, но ты же не шофер…

— Значит, буду им, — уверенно заявил Чебан.

Для такой уверенности у него были основания. Ночуя в гараже на улице Жевель, Семен из любопытства решил разобраться в устройстве двигателя, подолгу копался в испорченных моторах. Потом сел за руль, научился перегонять по двору «рено» и «ситроены». Теперь же, чтобы стать заправским шофером, Чебан поступил на курсы и уже через месяц сдал экзамены на право вождения автомобиля. С гордостью сообщил об этом Ковалеву.

— Молодец, — скупо похвалил тот. — Готовься, скоро поедешь.

…В купе третьего класса почтового поезда, уходившего с маленького парижского вокзальчика д’Орсэ на юг, в Перпиньян, было тесно: вместо восьми пассажиров на деревянных лавках жались десять. Поношенные куртки, кепки, рюкзаки вместо чемоданов без слов говорили, что отъезжающие направляются не на курорт. Скорее, они походили на безработных, едущих убирать урожай куда-нибудь в провинцию.

Сидевший у двери мужчина лет тридцати, в штопаных брюках гольф и высоких шнурованных ботинках, придирчиво разглядывал своих спутников. На худом, словно после болезни, лице бросался в глаза крупный, с горбинкой нос. Наряди этого человека в сутану, и получилась бы точная копия католического священника. А может быть, это просто казалось, поскольку в купе стоял полумрак.

Донесся свисток, вагон с лязгом дернулся. Когда за окном промелькнули последние парижские пригороды, «священник», разомкнув тонкие, бескровные губы, строго произнес:

— Я — ваш «респонсабль», старший группы. До Фигероса, пока не перейдем границу, прошу выполнять все мои указания. Меня зовут Семен Чебан.

— Неужели в Испании не хватает своих поваров? — притворно удивился юноша у окна в бельгийской блузе на «молнии».

— Повар — в прошлом. Теперь, как и вы, — волонтер, — не принял шутки Чебан. Он отвечал за доставку всей группы и считал, что нужно уже сейчас привыкать к воинской дисциплине.

— Почти сутки тащился наш почтовик до Перпиньяна, куда прибыли уже под вечер. На всякий случай из вагона выходили поодиночке и, делая вид, что незнакомы между собой, направились по длинному перрону к зданию вокзала. Я шел впереди с двумя свертками в руках — вещественный пароль, по которому меня должен был опознать встречающий. В то время отправка добровольцев в Испанию происходила с соблюдением всех правил конспирации, но к этому за то время, что находился на нелегальном положении, я давно привык, — объясняет столь странный ритуал Семен Яковлевич. — После обмена условными фразами с каким-то невзрачным пареньком, подошедшим ко мне, все так же, цепочкой, мы направились за ним в город. На одной из окраинных улочек сопровождающий приостановился, едва слышно шепнул: «Ждите здесь. Никому не отлучаться. За вами придут» — и тут же исчез.

Ждать пришлось целый вечер. Лишь когда совсем стемнело, появился новый проводник и приказал идти за ним. «Соблюдать полную тишину! Не разговаривать, не кашлять, не курить!» — предупредил он. Следуя за немногословным провожатым, мы вышли из города а стали подниматься по каменистой дороге в горы. Мне этот ночной марш напомнил мои переходы бельгийско-французской границы, с той только разницей, что здесь вел проводник, а впереди была определенная цель. Все уже порядком устали, хотелось пить, но о привале никто даже не заикался. Наконец, далеко за полночь мы вышли к какому-то домику, где ждал старый, разбитый автобус. Это была уже долгожданная Испания.

В Альбасете, где формировалась Двенадцатая интербригада, меня зачислили в автороту водителем санитарной машины, — продолжает свой рассказ Побережник. — Конечно, хотелось взять винтовку и идти в бой, но в армии приказы не обсуждаются. Впрочем, как только нас отправили на фронт, я быстро убедился, что работа у меня отнюдь не тыловая. За ранеными подъезжали к самому переднему краю, поэтому, случалось, попадали в такие переплеты… Под Мадридом, например, нашу «санитарку» изрешетили из пулемета, пришлось отдать ее в ремонт…