Павел Голендухин - Ц-41. Из записок разведчика

Он сообщил, что прибыл с передовой получать материальную часть. Завтра поедет на армейский склад. К вечеру вернется.

На столе появились соленые огурцы, дорогие консервы и вонючая самогонка…

Я на глазах «пьянел» и уже довольно явственно начал клевать носом.

Вскоре Петров посмотрел на часы и, сообщив, что ему завтра рано вставать, ушел в другую комнату. Мы остались вдвоем. Таня уговаривала остаться ночевать. Не ожидая согласия, она вскочила из-за стола, крепко поцеловала меня и стала раздеваться.

Я придвинул к кровати стул, выложил на него папиросы, спички, погасил лампу и тоже разделся. Пистолет опустил в сапог и моментально «захрапел».

— Как не стыдно! — шептала она на ухо. — Срам! Раскис…

Храп продолжался. Тогда она толкнула меня ногой, словно нечаянно, и даже извинилась, мол, прости милый. Я продолжал «храпеть». Тогда она неслышно сползла с кровати и скользнула за дверь. Через минуту скрипнули половицы, я почувствовал — вошли двое: второй, очевидно, Петров.

Приближаются ко мне… Сердце отчаянно колотится.

«Что они задумали? Убить? Вполне возможно… Одна надежда: они должны понимать, что офицер штаба армии — личность известная, и мое исчезновение сразу заметят, будут искать. Найдутся люди, видевшие меня с нею… А впрочем… Эх, жаль далеко положил пистолет! Лучше бы все-таки под подушку…»

Петров приблизился ко мне, прислушался к моему дыханию и стал шарить по карманам гимнастерки.

Я едва сдерживал желание ударить его в харю, повалить, зубами перегрызть горло.

А тут лежи и жди…

— Все в порядке, — шепнул он «пташке» и удалился.

У меня на лбу выступила испарина.

Таня снова забралась под одеяло. За стенкой стукнуло, видно Петров в темноте наткнулся на что-то. Таня испуганно вздрогнула и нечаянно толкнула меня. Я, будто спросонья, невнятно забормотал и, проснувшись, стал шарить рукой по стулу.

Спустив ноги с кровати, взял папиросу и с силой чиркнул спичкой. Она сломалась. Чиркнул еще раз. Прикурил. И три раза подряд затянулся.

Это был сигнал.

Через мгновение в дом ворвались патрули. Я прижал свою «возлюбленную» к кровати. Петров пытался бежать, но был схвачен.

Как показало дальнейшее, мы поступили правильно, хотя и поспешили с арестом. Другого пути не было: вместе со мной на свидание с Хельвигом должен был прибыть… лейтенант Петров.

Догорала утренняя заря. В форме капитана Тутунова я вместе с Усовым катил на «газике» на встречу с «моим шефом». Остановили машину в условленном месте, и я поспешил к крайнему домику. Легонько постучал в дверь. Меня встретил здоровенный мужчина лет пятидесяти. Предъявил ему пароль и получил отзыв. Он осмотрелся кругом, выглянул на улицу и предложил пройти в дом. Я шагнул вперед и едва открыл дверь в комнату, как страшный удар обрушился на мою голову. Я потерял сознание…

Очнувшись, я увидел склонившихся надо мной Усова и несколько человек в белых халатах. Догадался — госпиталь.

— А где Хельвиг?.. Сорвалось? — спохватился я.

— Успокойтесь! — весело проговорил Усов и сжал кулак. — Вот он где, орел, у нас. Взяли.

Врачи не дали нам больше разговаривать.

При допросе оказалось, что люди Хельвига, а точнее хозяин квартиры, где жили Петров и Таня (все втроем они составляли точку № 1), обратил внимание на мои частые посещения штаба армии, видел меня с офицерами разведки. И у него закралось подозрение. Он не одобрял и знакомства Тани со мной. О подозрениях было сообщено хозяину главной явки группы — в крайний домик деревни, куда и прибыл Хельвиг.

— Я пришел к мысли, что убийство Голованова — дело Ильина-Тутунова, — откровенно признался на допросе Хельвиг. — И решил убрать его тихим способом… Наша ошибка, что стукнули его здесь, в домике, а не раньше. Тут было уже поздно…

Шпионская группа «Ц-41» была полностью ликвидирована.

Хельвиг хватил меня здорово. Больше месяца провалялся я на койке.

А за Днепром при выполнении одной операции снова не повезло — ранили и опять угодил в госпиталь, в тот же самый, где и лежал. На следующий день приехал навестить Усов и сказал, что меня переводят в полевой госпиталь 2093.

— Зачем? — удивился я.

— Так надо, дорогой, — по-отечески нежно улыбнулся Усов. — Дело одно есть.

А дело было вот в чем. На участке одной дивизии пешие разведчики вышли на поиски языка. Устроили засаду у немецкого блиндажа и совершенно случайно стали свидетелями необычной сцены. В блиндаже кто-то истошно кричал: