Павел Голендухин - Ц-41. Из записок разведчика

«Ильин, — писала она, — кажется, неплохой малый, похоже глуповат немного и, вероятно, целит на меня. Не жалейте денег, запугайте его. Ваш Ю-16».

— А ты Марии понравился, закрутил голову, — артистически удивился Голованов. — Даже больше, чем я ожидал.

— Преувеличиваешь, — смутился я.

Он строго-настрого наказал мне молчать обо всем и добавил:

— А вечерком прошу ко мне… Обмозгуем.

Едва начало смеркаться, я уже был у него. Он протянул мне лист чистой бумаги и предложил написать расписку на десять тысяч рублей.

— Что ты, — воскликнул я. — Мне нужно только восемь…

— Пиши! — тоном приказа возразил он. — Я тебе тоже кое-чем обязан.

Я уступил и написал такую расписку.

Он прочитал ее внимательно, все с той же отвратительной улыбкой посмотрел на меня, спрятал расписку под обложку партбилета и положил в нагрудный карман. Потом достал жбанчик спирта, нарезал колбасы и пригласил за стол. Стопка, за ней другая, третья… Я с ужасом чувствую, как в моих глазах начинает расплываться его противная улыбка…

— Так, значит… А ведь тебя, Ильин, расстреляли бы, не меньше… Судим, отец — враг советской власти… Сам — вредитель, диверсант… Склад поджег… — слышал я, как сквозь сон. — И мне сейчас достаточно позвонить любому комиссару… арестуют тебя и без суда шлепнут… Да, да!

— Это ты… того… слишком, — слабо отбивался я.

— Не того… А как раз этого…

Так продолжалось несколько минут.

— А мне жаль тебя, Ильин, ей-богу, — обнял он меня. — Славный ты парень. Тебе бы жить да жить, так нет, не хочешь… Все норовишь хапнуть, навредить… Ей-богу, жаль…

— Неужели опять сидеть?

— Не хнычь! — встряхивает он меня за плечо. — Помогу.

— Как? — с пьяной мольбой хватаю я его за руку.

— Тебе надо бежать.

— Куда?

— Туда, — и он махнул рукой на запад.

— Как? — делаю я удивленные глаза. — Стать изменником?

— Ты давно им стал. Давно!

Я уронил голову на колени, запустил пальцы в растрепанную шевелюру и «забился в судорогах». Через пять минут я уже громко «храпел» на полу.

Он не тревожил меня часа два. Потом разбудил, спросил, хорошо ли я помню наш разговор. Я подтвердил, что помню и добавил:

— Я в вашей власти… Что хотите…

Он предложил мне немедленно, в эту же ночь, уходить, пока не поздно, на ту сторону. Обещал доставить лично на своей машине к переднему краю. А там через Донец — на лодке. С запиской Голованова я должен явиться к полковнику Хельвигу — руководителю немецкой разведки на юге.

Я «тяжело переживал» свое падение, делал страдальческое лицо, хрустел пальцами.

— Хельвиг обеспечит вам жизнь не такую, как здесь, — успокаивал меня Голованов, перейдя на официальный тон. — Тут вы пресмыкаетесь, как червяк. Каждый шаг делаете с оглядкой, как бы не узнали, не разоблачили… А там — слава, почет, деньги…

Сделка была заключена.

В ту же ночь Голованов вызвал «виллис».

Я спросил его, доверяет ли он мне отлучиться на квартиру, чтобы уничтожить документы.

— Вместе, а то еще схватят, — неожиданно бросил он и направился к выходу. — Идем… быстро.

Я, признаться, от неожиданности опешил. Сам не рад, что напросился. Ведь на квартире у меня… человек от Усова. Но дать «задний ход» было уже поздно. Идем вместе. Открываю квартиру, а сам громко говорю ему:

— Не оступись!

— Тсс! — зашикал он в темноте.

Мне важно было предупредить товарища по работе, что иду не один. Он услышал нас, притаился.

Для вида я сжег несколько бумажек. Спросил у Голованова, стоявшего у двери, далеко ли до фронта, где будем переправляться, не случится ли чего при переходе переднего края… Он отвечал неохотно, а я все уточнял. Хотел, чтобы товарищ подробнее проинформировал Усова. Мы с ним предполагали такой оборот дела. Но не могли знать, когда это случится.

У квартиры Голованова нас уже ждал «виллис». Старший лейтенант заставил меня переодеться в солдатскую форму, и мы покатили к передовой.

Несколько раз нас останавливали регулировщики и часовые. Голованов показывал им свое удостоверение личности и они пропускали машину: связисты подразделения, в котором он «служил», обслуживали именно этот участок фронта.

…Все шло так, как обещал Голованов. Наши также приняли меры, и мы беспрепятственно подъехали с выключенными фарами почти к самой реке. «Значит успел товарищ предупредить Усова!» — с облегчением думал я.