Вальдэ Хан - Храм

— Ну же! – паладин нервно оглянулся на лестницу, услышав, как ему показалось, какой‑то подозрительный шум. – Чего медлишь?!

— Светляк, — охотник назвал товарища старым именем, — а если мы ошибаемся?

— Значит, такова воля Светонсца. Жми, давай!

Свист повел рукой, и три символа заняли положенные им места.

— Если выдумка однажды стала реальностью на мгновение, может ли она стать ею навсегда? Если сейчас я приму неверное решение, тогда…

Змеерез резко оборвал его.

— У тебя на выбор два пути, каждый из них в равной степени может стать провалом, но Свет тебя побери, имей же ты мужество взять на себя эту ответственность!

Все десять символов стали в ряд. Восьмиугольный экран зажегся красными огнями предупреждения, и тут же по Дому прокатился пронзительный вой сирены. Не успело еще стихнуть эхо последнего гудка, как экран исчез и алтарный покой погрузился в кромешную тьму.

— Уходим! – схватив товарища за шиворот, паладин потянул его к лестнице.

Свист быстро взял себя в руки, и уже без понуканий побежал вслед за напарником. Выскочив в комнату, где лежал мертвый Светолюб, десятник почувствовал, как просыпаются потревоженные жители Храма.

Буквально сразу же они натолкнулись на какого‑то мужчину, спешащего по коридору. Змеерез быстро и безжалостно расправился с ним, не дав тому времени опомниться.

— Разделимся, — крикнул Свист. – Уходи по южной лестнице, а там вниз до спуска к источнику.

Мгновение поколебавшись, Змеерез перепрыгнул лежащее тело и бросился вниз по коридору. Свист вытер о штаны вспотевшие ладони, и поудобней перехватил нож.

Со стороны галереи слышались голоса и торопливые шаги – кто‑то быстро приближался. Десятник свернул в купальню, спрятавшись за оцинкованным баком с водой. Спустя несколько мгновений трое мужчин бегом пронеслись мимо комнаты, где он хоронился, даже мельком не взглянув в его сторону. Свист выбрался на галерею, огляделся и бегом спустился в зал, где и притаился в темном углу, вслушиваясь в нарастающий шум. Рассветный Храм походил на потревоженный улей: без видимой цели напуганные сиреной люди носились по этажам, кричали и переругивались. Сбиваясь в небольшие группы, все спрашивали друг друга, что же произошло?

Почувствовав себя в относительной безопасности, Свист покинул укрытие, пробрался вдоль стены к уходящему в темноту коридору. Сделав всего пару шагов, он остановился, ощутив на лице чье‑то дыхание.

— Здравствуй беглец, — сказал до боли знакомый голос.

От неожиданности охотник шарахнулся назад, выскочив обратно в зал с галереей, и едва удержался на ногах. Следом за ним на освещенный участок пола шагнул Пластун. Почему‑то Свист не удивился, с самого начала этого похода он знал, что встретится с наставником, словно эта встреча была кем‑то предопределена.

— Ты решил вернуться?

Свист отступил еще на шаг. Что‑то в облике старого друга пугало его, заставляя волосы на загривке шевелиться.

— Окунувшись в темноту ереси, ты понял, где твой дом? – уже другой голос раздался со стороны галереи, справа и немного сверху.

Свист затравленно оглянулся: темнокожий Складарь неспешно шел к ним, не спуская с охотника пристального взгляда. Десятник чувствовал, как мерцало поднимается из глубины, пытаясь что‑то ему сказать, предупредить.

Тем временем, каморник встал у входа на галерею, преградив собой путь наверх.

— А может быть, — огромный водонос шагнул вслед за Пластуном в зал, — ты пришел навредить нашей семье?

Свист выпрямился, неспешно осмотрелся, желая показать, что он не испытывает страха. Все трое были не вооружены, да и зал не такой уж и большой – шансы были. Десятник сжал пальцы на скрипнувшей рукояти ножа. Все трое в унисон усмехнулись, отвечая его намерениям.

— Ты думаешь справиться со мной? — сказали они в один голос.

Свист отступил еще на шаг, коснувшись лопатками стены, и будто пелена спала с его глаз. Ни Большого Батьки, ни каморника, ни Пластуна, его друга и наставника, здесь не было, один лишь Ведун в трех разных телах.

— Брось свое жалкое оружие, меня нельзя более убить, — говорил он тремя голосами, слившимися в один. – Как свет рассеивает темноту, так и своей волей я попрал саму смерть.

Зал стал наполняться холодным бледным светом, настолько ярким, что слезились глаза, и в тоже время он не разгонял тени, но лишь подчеркивал их. Темный силуэт охотника лег на стену, сгустился, почернел так, что уже и самих камней стало не видно. Этот свет обжигал кожу колючим морозом, сводя судорогой мышцы и царапая горло.