Майн Рид - Бандолеро, или Свадьба в горах

— Есть и еще одна причина, — продолжал проводник, не обращая внимания на мое замечание.

— Какая же?

— Если они действительно в доме, то наверняка выставили караул. Часовой обязательно увидел бы нас. А с этой стороны, которая считается труднодоступной, мы можем подобраться к хижине незаметно.

— Значит, вы предлагаете спешиться и идти дальше пешком?

— Другого пути нет, капитан.

— Далеко ли до разбойничьего логова?

— Я был там только раз. Расстояние невелико, не больше шестисот ярдов. Но подъем довольно крутой.

Мне не хотелось ссаживать людей и оставлять лошадей. Те, кого я отобрал, были, конечно, хороши и в пешей схватке, но я опасался, что нас могли заметить, когда мы продвигались по дороге внизу, и последовать за нами.

На равнинах и в горах есть не только разбойники, но и герильерос. Иными словами, каждый крестьянин и мелкий землевладелец был в это время партизаном. Что, если соберется банда таких партизан и выследит нас? Они смогут беспрепятственно захватить двадцать американских лошадей. Это был бы позорный конец моей военной карьеры.

У меня и мысли не было об отказе от дела. Это было бы еще большим позором. Я только хотел использовать менее рискованный план. Было решено, что мы с проводником поднимемся по ущелью вдвоем и проведем разведку у дома. Если разбойников там не окажется, избавим моих солдат от тяжелого подъема и разочарования. Если хозяева дома, тогда стоит нанести им визит в полную силу.

Проводник считал, что если мы пойдем одни, соблюдая осторожность, то никакая опасность нам не грозит, В лесу достаточно укрытий. А если нас все же заметят, мы имеем все шансы вернуться к своим. Если нас будут преследовать, я подам сигнал и мои люди встретят нас на полпути.

Со мной был сержант, который побывал во многих уголках земного шара. Ему приходилось сражаться с врагами и в лесу, и в прериях. И я знал, что на него можно положиться.

Дав сержанту подробные инструкции, я спешился и вслед за «доном Сэмюэлем Бруно» двинулся в направлении лесной «хижины».

Ночь была не темная. Тёмные ночи под небом южной Мексики вообще редкость! Луна еще не взошла, зато мириады звезд дарили свой мерцающий свет. Воздух был тих и неподвижен. Ни один листок не шелохнется. Малейший звук разносился на большое расстояние. Мы слышали блеяние овец на равнине внизу и крики птиц в зарослях осоки у берегов озера Чалко.

Меньше света и больше шума для наших целей подошли бы гораздо лучше.

Мы старались двигаться осторожно и незаметно. Тропа шла круто вверх, но подниматься по ней было нетрудно. Только иногда, там, где тропа взбиралась с террасы на террасу, требовались усилия и ловкость.

Время от времени мы останавливались, чтобы перевести дыхание и прислушаться.

В одном месте мы задержались подольше. На плоской, похожей на столешницу террасе виднелись следы лошадиных копыт. Проводник указал на них, прошептав, что это и есть вторая дорога, о которой он говорил.

Я склонился к следам. Все они оказались свежими, оставленными сегодня. Определить это мне помог опыт прерий.

Дорога дальше стала легче и более открытой. Двести или триста ярдов она шла горизонтально, и мы могли идти без напряжения.

Кучер неслышно двигался впереди, двигался медленно и со всеми предосторожностями. Я, следуя за ним, опять погрузился в невеселые размышления. Сумрачный полог леса был подходящей декорацией к моему траурному настроению. Мимо пролетела на мягких крыльях сова. Ее стоны казались насмешкой надо мной.

Я почти поверил, что забыл Долорес Вилья-Сеньор или стал равнодушен к ее существованию. Какой самообман! Теперь я знал, что это не так. Долгие тяжелые переходы, затянувшиеся осады, полученные в боях раны, даже кокетливость чужих глаз — ничто не могло изгнать ее из моего сердца и моей памяти. Она по-прежнему царила там.

Я видел, перед собой ее лицо в печальной тени деревьев, она виделась мне среди мерцающих звезд. Я не забыл ее, и в этот час понял, что никогда не забуду.

Торопясь ей на помощь, я в то же время чувствовал себя так, будто радуюсь ее несчастью. Моя душа так погрязла в досаде и злости, так переполнилась жаждой мести! И не рыцарские побуждения вели меня вверх по склону Икстисихуатля, а только надежда унизить ту, что унизила меня.

Голос Сэма Брауна прервал мои недостойные размышления. Он прошептал мне на ухо:

— Слышите, капитан?

— Что слышу?

— Музыку.

— Если вы называете крик ужасной совы…

Жест проводника заставил меня замолчать. Он поднял руку, указывая пальцем вверх.