Уильям Кингстон - Среди дикарей и пиратов

Слова Гарри сильно подняли мой дух и помогли мне легче перенести тяжесть нашего положения.

День проходил за днем. Мы вели ту же жизнь, что у Пеоуанга. Только нас не посылали ловить рыбу, и по очень простой причине: у наших новых хозяев не было лодки. Гарри узнал, что и у Пеоуанга была только одна лодка; так как Ухего умер, то, по всей вероятности, она или лежала на берегу, или стояла в гавани. Сначала это показалось нам неважным, но по размышлении мы увидели, что если нам придется бежать в нашей лодке, то вряд ли нас станут преследовать.

Чем дальше шло время, тем тяжелее становился для нас плен. Одно утешение было, что нам позволяли оставаться вместе. По вечерам, окончив работу, я с удовольствием занимался с Гарри. К счастью, я помнил кое-что из Библии и много отрывков прозы и стихов. Я повторял ему, пока он не выучил все наизусть. Я рассказывал об Англии, о различных производствах; учил истории, географии и даже арифметике, употребляя для этого камешки. Эти занятия приносили пользу и мне, так как заставляли припоминать многое.

Однако эта сравнительно приятная жизнь пришла к концу. Неизвестно, заподозрили ли нас дикари в желании бежать или почему-нибудь еще, только нас разлучили, заставив спать в разных хижинах и работать отдельно. Гарри однажды вечером пробрался ко мне. Я умолял его бежать, если представится случай, одному и не подвергаться опасности, заходя ко мне. Я говорил, что последую его примеру. Может быть, Меджу удастся освободить меня, если он не покинул острова. Мы согласились, что последнее очень вероятно, и Гарри сказал, что он согласен лучше вернуться ко мне, чем жить одному в «земле Табу», как мы прозвали эту местность.

Прошло еще несколько дней. Я не видал Гарри и начал надеяться, что ему удалось бежать. Иногда мне приходила на ум ужасная мысль, что дикари убили его. В этой мысли поддерживало меня и обращение дикарей, более жестокое, чем прежде. Меня заставляли работать гораздо больше; женщины, до сих пор ласково смотревшие на меня, теперь отворачивались; я часто голодал и радовался объедкам, которые давали мне женщины после того, что оставляли на их долю их господа и властелины. Но по живости характера я не поддавался отчаянию и надеялся, что мне удастся бежать. Я составлял различные планы. Если бы мне удалось добраться до берега, то днем я мог бы скрываться среди скал, а ночью идти по воде у самого берега так, чтобы не оставалось следов.

Так как я возвращался в мою хижину по вечерам очень аккуратно, то дикари ослабили надзор за мной. Плен стал так тягостен, что я решил во что бы то ни стало привести мой план в исполнение. Вечером я, как всегда, вернулся в свою хижину, съел мой скудный ужин и, притворясь, что ушиб ногу, лег спать. Тревожно ожидал я, пока все замолкло в селении; тогда я тихонько прокрался из хижины. Когда я отошел настолько, что шагов моих нельзя было слышать, я побежал как можно быстрее к ближайшему западному берегу. Приблизительно через час я добежал до воды и пошел, как предполагал, вдоль берега. Во всяком случае Оама не мог узнать, направился ли я к северу или к югу. К счастью, вода была высока, так что песок был мягкий. Я быстро шел вперед. По временам мне приходилось влезать на утесы, которые в этой части острова не подымались прямо из воды, что помешало бы мне идти.

Я шел в продолжение целой ночи. Взошедшая луна облегчала мне путь. На рассвете, несмотря на искушение, я спрятался между скалами.

Я не мог рассчитать, как много я прошел, но полагал, что во всяком случае мне еще далеко до гавани, где я надеялся найти Меджа. Так как прилив не мог застигнуть меня, я улегся на жестком ложе и уснул. Я проснулся от сознания, что надо мной веют два больших крыла, и, подняв глаза, увидел большую морскую птицу величиной с альбатроса, которая собиралась броситься на голову мне. Я вскочил и, заслонив лицо рукой, принялся громко кричать, чтобы испугать ее. Мои крики подействовали; следя за полетом птицы, я заметил на море маленькую точку. Я тревожно вглядывался в нее; то была лодка, а не местный челнок. Лодка приближалась, очевидно, идя к берегу. Я боялся, что меня не увидят в утесах, среди которых я прятался, — и не надеялся, чтобы меня могли услышать на таком расстоянии. Мне оставался единственный шанс: бежать по мягкому песку и размахивать руками, чтобы привлечь внимание друзей в лодке, — что это мои друзья, я был вполне уверен.

Не раздумывая больше, я выбежал из моего убежища и начал отчаянно махать руками и кричать что было сил. На одно мгновение я замолчал и вдруг услыхал эхо, повторявшее мои крики. Я оглянулся через плечо и увидел кучу темнокожих дикарей, спускавшихся с горы к берегу. Я мельком увидел, что они отличались от тех, у которых я был в плену; увидел, что у них не было ни луков, ни копий. Со свирепыми криками они бежали с горы в мою сторону. Я кричал все громче и громче и все сильнее размахивал руками. Дикари с заостренными кинжалами в руках были уже у подножия горы; я уже впадал в отчаяние, как вдруг увидел, что лодка повернула к берегу; на носу стоял человек, махавший мне, а до слуха моего долетали приветственные крики.