Василий Стенькин - Рассказы чекиста Лаврова [Главы из повести]

Прошли в заднюю избу, подальше от настороженных вздохов Евлампии, и Григорий вновь повторил свои вопросы.

— Оттуда. Пока к тебе, — коротко ответил Корецкий, пристально всматриваясь в Григория. — Вот письмо от Григория Михайловича, — добавил он, подавая Афанасьеву конверт.

Афанасьев, читая письмо, шевелил губами. Его густые брови то сходились к переносице, то разлетались.

— Дело верное. Слушаю, ваше благородие.

— Я еду в Москву, — начал Корецкий простуженным голосом, — на обратном пути заверну к тебе и заберу все, что ты можешь передать атаману. А сейчас помоги мне заменить документ: даже самая хорошая липа легко обнаруживается.

Григорий пообещал изготовить удостоверение сельского Совета и достать свидетельство об освобождении от военной службы.

До рассвета сидели Афанасьев и его гость. О многом переговорили. Корецкий рассказал и о том, как ездил с атаманом в Америку.

— Это было в двадцать втором году, — начал Корецкий, посасывая незажженную трубку. Несмотря на исключительность случая Афанасьев не разрешил «сквернить» избу. Забываясь, капитан тянулся к спичкам, но хозяин всякий раз останавливал его.

— Приехали мы в Нью-Йорк накануне пасхи. Атамана пригласили туда для доклада сенатской комиссии. Когда мы ехали из порта в центр города, творилось что-то неописуемое: люди взбирались на крыши и заборы, высовывались из окон, заполнили улицы — с ликованием встречали атамана... Конечно, нашлось десяток недовольных крикунов из русских, которые разыгрывали возмущение. Сотни полицейских с трудом очищали дорогу...

Сенатская комиссия предъявила атаману иск в полмиллиона долларов за товары какой-то американской фирмы, будто бы захваченные казаками Семенова, обвинили в преступлениях против человечности и бандитизме. Цель тут была одна — обелить себя задним числом. Его превосходительство посадили в тюрьму и начали следствие. Газеты подняли вой, расписывая зверства белой армии. Они ссылались, как на очевидца, на полковника Морроу, командира американского полка, находившегося в Забайкалье. А этот очевидец не только присутствовал при уничтожении пленных большевиков, но и лично сам отдавал команды...

Так что ничего не вышло у американцев. Пришлось им освободить атамана. Ведь тот мог раскрыть их дела. Испугались. Вместе варили кашу — вместе хлебать.

Через неделю капитан Корецкий уехал и как в воду канул. Прощаясь с Афанасьевым, он сказал зло и убежденно:

— Китайцы готовят большой поход на Россию... Мы придем с ними. Жди, веди счет подлым делам тех, кто продался красному дьяволу. Сполна расплатимся...

Не один год Григорий ждал возвращения своих хозяев, так и не дождался...

На этот раз Бичура встретила нас погожим днем. С Заганского хребта, ослепительно сверкавшего в лучах весеннего солнца, тянул свежий порывистый ветер, и безлистые еще деревья покорно склоняли перед ним ветви с набухшими почками.

На распутье Василий Иннокентьевич покинул машину и, опираясь на массивную палку, пошел пешком по направлению к тому концу села, где жил Афанасьев, а я поехал к центру.

По легенде Василий Иннокентьевич должен выдавать себя за скотогона на монгольских дорогах, и сейчас трудно было узнать в нем всегда аккуратного и по-стариковски чистенького капитана Бабкина.

Поношенная шуба, покрытая выцветшей далембой и подпоясанная холщовым кушаком, собачья ушанка, развалившиеся ичиги совершенно преобразили Василия Иннокентьевича. Довершало дело заросшее седой дремучей щетиной лицо.

Метрах в двухстах от дома Афанасьева Василий Иннокентьевич остановил молодую женщину в семейском наряде.

— Скажи, красавица, кто тут у вас может ичиги залатать? Вовсе развалились, язви их... Ровно в чулках по грязи шлепаю.

Накануне целый день шел мокрый снег, и улицы действительно были непроходимы. Женщина смущенно зарделась от ласкового обращения прохожего.

— Сейчас, сейчас. Кто же у нас тут? Да вон Григорий Иванович... Налево, шестой дом. Жестяной конек на крыше. Видите?

— Пока не вижу, но найду. Большое спасибо, красавица. Дай бог счастья тебе.

Григорий Иванович хлопотал по двору. Он долго разглядывал ичиги Василия Иннокентьевича.

— Подлатать, паря, можно бы, да материалу нет.

— Уж найдите, я хорошо заплачу.

— Где же найдешь, коли нет...

Василий Иннокентьевич собрался было открыть Григорию подлинную цель своего визита, но в это время из сеней вышла Евлампия с помятым ведром в руке. Она поздоровалась с Бабкиным и стала скликать кур, косо посматривая на незнакомого гостя.