— О, ваше величество! — вскричал герцог, и рыдание вырвалось из его груди. — Зачем надо…
— Постойте, кузен, — мягко прервал его король, — ведь я еще не закончил.
— Боже мой! С какой целью все это было сделано? — пробормотал герцог глухим голосом.
— Увидите.
— Я слушаю, ваше величество.
— Я буду говорить откровенно; принятый как друг, почти как сын в вашей благородной семье, я не мог не полюбить Христианы.
— А! — вскричал дон Луис, бледнея.
— Да, герцог, теперь говорит не король, но друг! Я люблю Христиану, как никого еще не любил; ее безыскусное чистосердечие, ее девственная чистота — все пленило меня в ней. Тогда…
— Тогда, ваше величество, — с горечью сказал герцог, — вы, друг ее отца, спасшего вам жизнь, решили отплатить за эту услугу.
— Тем, что прошу у герцога Бискайского, моего друга, руки его дочери, — с благородством сказал король, — неужели он откажет мне и спас мне жизнь только для того, чтобы осудить на вечное страдание? Теперь отвечайте мне, герцог, или, вернее, друг мой; я сказал все, что хотел сообщить вам.
— Но я, ваше величество, должен сообщить вам, что недостоин вашей доброты, что сомневался в вас, в вашем сердце, наконец, в величии вашей души; что еще вчера, когда мне открыли, кто вы, я думал, что вы намерены внести позор в мой дом.
— Молчите, дон Луис!
— Нет, ваше величество, не буду молчать! Вы должны узнать все: ненависть, которую я питал в сердце к вашему отцу, мгновенно пробудилась во мне сильнее, ужаснее прежнего, и — да простит мне Господь! — в моей голове мелькнула мысль смыть вашей кровью неизгладимое оскорбление, которое вы, как мне казалось, хотели нанести.
— Вы имели бы на это право, дон Луис; я был бы подлец и изменник, если б действительно замышлял то, что предполагали вы. Однако, герцог, вы не ответили еще на мою прось-бу.
— О! Ваше величество, такая честь… — пробормотал дон Луис, изнемогая от прилива разнородных чувств, которыми было переполнено его сердце.
— Полно, кузен, — ласково остановил его король, — разве впервые вашему роду вступать в союз с королевским домом? Поверьте мне, герцог, вашему счастью будут завидовать, но злобной зависти оно не возбудит, так как брак этот в глазах всех будет явным восстановлением вашего доброго имени и доказательством большого уважения к вам вашего короля и друга.
— Благодарю, ваше величество, вы велики и возвышенны душой.
— Нет, я благодарен, — возразил король, улыбаясь, — я справедлив, а в особенности — влюблен. Теперь же, когда между нами нет более недоразумения, поговорим о наших делах, чтобы и впредь не могло вкрасться ничего темного между нами.
— Я почтительно слушаю ваше величество.
— Садитесь возле меня.
— Ваше величество!
— Я так хочу.
Граф склонил голову и взял стул.
Положив портфель на стол, король отпер его золотым ключиком тонкой работы и достал из него несколько пергаментов с печатями разных величин и цветов.
— Вот, — сказал король, — все бумаги, относящиеся к делам, о которых мы говорили; ваши грамоты на владение — словом, все, что было вашим и что я возвратил вам. А вот, сверх того, ваше назначение губернатором Бискайи… Последний же этот акт есть составленный мной брачный договор; из него вы увидите, что я закрепляю за Христианой сумму в миллион пиастров и вдовью пенсию в двести тысяч в год.
— О, это слишком много, ваше величество!
— Я не согласен, кузен, напротив, я нахожу, что этого недостаточно… Но довольно обо всем этом! Вот ключ и портфель, кузен; уберите эти документы и поговорим о другом.
— Ваше величество…
— Завтра, если возможно, вам бы следовало расстаться с этой долиной, где вы наслаждались таким счастьем, и уехать с семейством в Мадрид. Ваш так давно запертый дворец на улице Алькала готов к вашему приему.
— Я исполню приказание вашего величества и завтра же выеду.
— Очень хорошо! Я, со своей стороны, отправлюсь сегодня вечером из Толедо, так что мы прибудем в Мадрид почти одновременно. Однако мне пора приступить к самой щекотливой части моего сообщения. Для избежания всякого недоразумения, чтобы вы вполне поняли меня, любезный кузен, я по-прежнему буду говорить с вами совершенно откровенно.
Герцог почтительно склонил голову.
— Не знаю, известно вам или нет, любезный дон Луис, — продолжал король с напускной веселостью, — что я слыву — если не на самом деле являюсь таковым — за короля очень слабого и добродушного, который позволяет министрам управлять собой и делает почти все, чего они хотят.
Читать дальше