Густав Эмар: Росас

— Я этого не понимаю! — сказала донья Аврора.

— Да и никто не понимает! — прибавила донья Эрмоса.

— Я хочу сказать, — отвечал Мигель, что если бы моя жена сочла меня сумасшедшим по той простой причине, что я в упоении поэтическим творчеством бросил свои часы в огонь, и под этим предлогом убежала бы от меня, как это сделала жена Байрона, то я, вместо того чтобы писать ей кучу писем…

— Что бы вы сделали? — живо спросила донья Аврора.

— Я сделал бы то, что испробовал бы всякий добрый испанец в подобном случае… Но прежде скажи мне, Луис, что сделал бы ты?

— Я?!

— Да, ты, если бы любимая тобою жена убежала от тебя.

— У кого же искать лучшего примера, как не у Байрона, — писать ей, пытаться вернуть ее на добрый путь, покинуть который ее заставила минута заблуждения.

— Ба-а! Плохое средство!

— А что же сделал бы ты?

— Я? Я сел бы в экипаж, если б экипажа не было, — на коня, если б не нашлось коня, пошел бы пешком к тому дому, где скрылась беглянка, взял бы ее тихонько за руку, сказав людям, находившимся там: «Дайте дорогу, сеньоры, это моя жена, и я увожу ее с собой».

— Но если бы она отказалась уйти, кабальеро? — спросила донья Аврора.

— Тогда… ясно, что я остался бы возле нее, даже если б хозяева выпроводили меня из своего дома, я бы не вышел оттуда один. Но… где же кофе, сеньоры?

В это время вошел слуга и доложил, что кофе сервирован в смежном кабинете. Все переместились туда, и, когда расселись, разговор возобновился.

— Как жаль, — воскликнула мадам Барроль, — что дон Мигель не был в Константинополе!

— Правда, сеньоры — отвечал, смеясь, молодой человек, — там кофе пьют дюжинами чашек, но я дал себе слово более не путешествовать.

— В особенности, если для путешествия в Константинополь придется плыть в лодке! — сказала значительно донья Эрмоса.

— И, возвращаясь к себе, провести половину ночи в воде по самую шею! — прибавила донья Аврора тоном упрека.

— И рисковать быть принятым каким-нибудь усердным таможенником за контрабандиста! — заключил дон Луис.

— Ого! И ты туда же, мой друг! Правда, что ты самый благоразумный из путешественников, которых я только знаю, и никто лучше тебя не умеет пуститься в дорогу, рискуя столь малым!

— Тогда от рассчитывал на тебя! — живо ответила донья Эрмоса.

— Да, провидение меня тогда надоумило.

— Ты прав, Мигель! — проговорила мадам Барроль.

— Твоя своевременная помощь другу в ту страшную ночь, Мигель, была всегда тайной для нас! — проговорила донья Эрмоса, содрогаясь при воспоминании о затронутом ею событии.

— Ну, я в хорошем настроении и могу тебе все рассказать, дорогая кузина, все было очень просто! — отвечал молодой человек. — Дело было так.

Четвертого мая, в пять часов вечера, я получил от этого кабальеро письмо, в котором он извещал меня, что в ту же ночь покидает Буэнос-Айрес. Он следует моде, — сказал я сам себе. Но в то же время меня охватило предчувствие какого-то несчастья, я отправился к нему — двери заперты. Я посетил с десяток наших общих друзей, — никто не видал его. Наконец в половине десятого я не выдержал и ушел от мадам Барроль, первый раз в своей жизни погрешив против галантности. Я ушел под предлогом… под предлогом… донья Аврора закончит мою фразу. Я пошел прямо к барранкам Ресиденсии, где живет один шотландец, расположенный ко мне, который, кажется, согласился вместе с Росасом увозить людей из Буэнос-Айреса, он — в Монтевидео, а Росас — в кое-какое другое место. Но мой шотландец спал, как убитый, и я не смог его добудиться. Тогда я подумал: все ведь садятся на суда с берега, а поэтому, следуя по берегу, я имею шансы встретиться с Луисом. Рассуждая столь здраво, что мне позавидовал бы и сеньор Гарригос, который слывет самым логичным среди нас человеком, я спустился в барранку и пошел вдоль берега реки.

— Один? — вскричала, бледнея, донья Аврора.

— Ну, если меня прерывают, то я умолкаю! — проговорил молодой человек.

— Нет, нет, продолжайте! — отвечала девушка, стараясь улыбнуться.

— В добрый час! Итак, я направился к Эль-Ретиро. Пройдя таким образом несколько куадр 1, я уже начал ощущать скуку от окружавшего меня пустынного безмолвия, как вдруг мне послышался звон оружия. Я направился в ту сторону и вскоре узнал голос того, кого я искал. Затем… затем… рассказ кончен, — сказал вдруг дон Мигель, заметив что дамы были страшно бледны.

Дон Луис хотел перевести разговор на другую тему, когда в дверях салона послышался легкий шум. Все обернулись и через стеклянную дверь, отделявшую кабинет от гостиной, увидели вошедших. Это были донья Августина Росас Мансилья и донья Мария-Хосефа Эскурра, стука колес экипажа которых они не слышали: так их заинтересовал рассказ дона Мигеля.