А Адалис - Абджед, хевез, хютти... Роман приключений. Том 4

Шумное обсуждение находки заняло все утро. Менее всех принял участие в общем гаме Сережа. Совершенно подавленный открывшимися перспективами, он был глубоко уверен, что любой московский профессор-востоковед только посмеялся бы над безумно жестикулировавшим Борисом и торжественно смущенным Броунингом. Хмуря брови, Сергей мучительно перебирал забытые термины из истории искусств, но ничего, кроме персидской миниатюры, не нашел, а нефритовый мусульманин очень мало походил на персидскую миниатюру. Столь же неуместно было напоминание Броунинга о том, что из подобного материала делаются иногда микроскопические китайские идолы. Козодоевский ораторствовал об античном искусстве, Александре Македонском и мистическом ордене тамплиеров. Предположения, одно другого нелепее, сыпались, как из рога изобилия. Джелал и Галочка с восторгом разглядывали статуэтку, которую Борис не выпускал из рук. Броунинг отозвал Сергея в сторону.

— Послушайте, Седжи, вы помните ночной разговор? Вы, кажется, говорили о том, что здесь живет некультурный народ, и плакались на это. Вы видели этого нефритового человека? Пари на мою голову, что европейским мастерам и не снилась такая работа. Здесь культура выше европейской — вы сегодня убедились в этом!

Броунинг продолжал другим, менее торжественным тоном:

— Мне пришла в голову интересная мысль. В моем бумажнике, вернее, в бумажнике покойного геолога, хранится большая сумма денег. Нам во что бы то ни стало надо добраться до населенного пункта и достать все необходимое для маленькой, но хорошей экспедиции. Афганские купцы знают цену английским фунтам. А так мы ходим напрасно и ничего не видим. Мерзнуть по ночам мне, признаться, надоело. Я думаю, вы согласитесь.

Щеглов молчал. Его рассеивали самые разнообразные мысли: он опоздает в Москву, с экспедицией он проваландается очень долго, да и пользы от этой экспедиции, как с козла молока. Для науки они вряд ли найдут что-нибудь новое, а если и найдут, то не догадаются использовать. Заниматься приключенческой жизнью пристало во время отпуска, а сейчас не мешало бы и назад. Перед его глазами промелькнули знакомые лица товарищей по ячейке.

Вдруг раздался крик Козодоевского. Сережа и Арт быстро обернулись. Борис стоял с выпученными глазами и бессмысленно повторял какое-то мусульманское слово. Как-то боком он подошел к Броунингу и спросил по-английски:

— Вы знаете персидский, или арабский, или турецкий? Вы умеете читать?

— Да. На родине, в Индии, я занимался этим. А в чем дело?

Дрожащими руками Борис протянул лейтенанту статуэтку.

— Посмотрите на этот зеленый халат. Его подол расшит узором, но этот узор составляют арабские слова.

Броунинг внимательно вгляделся и увидел тонкий золотой орнамент, образовавший буквы:

— Абджед хевез хютти…

— Келемен сефез керешет… — захлебываясь подхватил Козодоевский. — Знаю, знаю!

Сережа вспомнил вдруг старого попа в забытой украинской деревушке.

Англичанин продолжал удивленно и методично:

— Келемен сефез… Вы совершенно правы. Тут так написано. Но что это значит?

— Черт возьми, что это значит?! — заревел Борис. — Я ни черта не понимаю! Эта фраза просто преследует меня. Она несомненно имеет глубокий и, по-моему, — он опасливо посмотрел на Сережу, — мистический смысл.

Броунинг отдал Борису нефритового человечка и многозначительно улыбнулся. Сережу тоже начала подзадоривать расшифровка этой таинственной надписи. Статуэтка придала его мыслям желательное для Броунинга направление. Он повернулся кАрту и пожал ему руку.

— Я согласен.

Остальные члены экспедиции, Борис в особенности, предложение Броунинга приняли с восторгом. Было немедленно решено идти на север, к Серезу, где пересекались караванные пути, и там пристроиться к каравану, идущему на юго-восток, к центру Памира. Приходилось спешить, чтобы не опоздать пройти с караваном главные летние перевалы. Эти перевалы в обычное время считаются непроходимыми и освобождаются от снега только на две-три недели в году. Двух недель, конечно, недостаточно для какого-нибудь исследования, но наши путешественники и не мечтали об организованной экспедиции. Тем более необходимо было спешить: малейшая задержка пахла угрозой застрять на Памире до следующего лета, вернее, до нового таяния снегов. Однако, желание проникнуть туда превозмогло все страхи и победило все логические доводы. Плотно поужинав подстреленным горным бараном, путешественники без долгих слов уснули, чтобы на следующее утро тронуться в путь, на север.