Владимир Карпов - Обратной дороги нет

К полуночи, соблюдая все правила конспирации, Емил добрался до маленького домика на окраине Софии, на склоне горы Витоша. Там была явочная квартира подпольщика Маркова.

Тридцатого июля жандармы выследили эту квартиру, напали на дом Маркова. Отстреливаясь, подпольщики отошли на склон Витоши. Марков и еще несколько патриотов погибли в перестрелке. Емил снова был схвачен.

Следствие по делу Александра Пеева и его группы длилось сто три дня. Затем прошло еще четыре месяца, пока состоялся суд.

За это время в высших кругах Болгарии произошли значительные изменения. Они были связаны с событиями на восточном фронте. В июле 1943 года гитлеровцы потерпели сокрушительное поражение в Курской битве. Фюрер стал с новой настойчивостью требовать от своих сателлитов, чтобы они активно включились в войну. В середине августа царь Борис был опять вызван в Берлин. Гитлер без обиняков приказал ему: две болгарские дивизии должны быть переданы в распоряжение командования вермахта. Борис, уже понявший, что чаша весов склонилась явно не в пользу фюрера, медлил с ответом. Из Берлина царя проводили холодно. А через несколько дней по возвращении в Софию он вдруг скончался. Придворные и генералы угадывали прямую связь между поведением царя в Берлине и его таинственной скоропостижной смертью. Вместо Бориса, в связи с несовершеннолетием его сына Симеона II, был назначен регентский совет. По указанию Гитлера в его состав вошли премьер Филов, военный министр Михов и брат умершего царя. Но и они, явные фашисты и германофилы, не решились послать болгарских солдат на восточный фронт. Их устрашал гнев народа.

Однако смена правителей никак не отразилась на положении масс. В стране все так же свирепствовали тайная полиция и жандармерия. Без передышки заседали военно-полевые суды.

Председательствующий с металлом в голосе зачитывал:

— «Приговор № 1—326. Именем его величества царя Симеона Второго суд приговаривает: подсудимого Александра Костадинова Пеева в соответствии со статьей 112-й уголовного кодекса и статьей 3-й закона о защите государства — к смертной казни через расстрел».

Он вперил взгляд в изможденного седого мужчину на скамье подсудимых. Веки мужчины были прикрыты. На щеках — шрамы, следы недавних истязаний. Одежда висела на его худых плечах.

Председательствующий перевел взгляд на человека, сидящего рядом. Болезненно горящие глаза. Сквозь землистую бледность и кровоподтеки проступал жаркий румянец на скулах.

— «Подсудимого Емила Николова Попова в соответствии со статьей 112-й уголовного кодекса и статьей… — Он стал зачитывать скороговоркой, чтобы скорей покончить со всем этим делом: —…к смертной казни через расстрел. Подсудимого Ивана Илиева Владкова… к смертной казни через расстрел…»

О чем думали в эти минуты боевые товарищи?..

После окончания следствия Александр Пеев смог написать:

«Эти сто дней были непрерывным кошмаром. Удивляюсь, как все это я выдержал».

А в своем предсмертном письме:

«…Я спокоен, не чувствую никаких угрызений совести по поводу того, что я совершил и за что осужден на смерть. Считаю, что я исполнил свой долг, причем одинаково и по отношению к болгарскому народу, и к нашим освободителям — русским… Я начал служить Советскому Союзу сознательно, беря на себя весь риск, так как убежден в правоте дела, за которое ой борется. В схватке Германии и Советского Союза каждый болгарин, каждый славянин должен встать на сторону России…»

Может быть, в те мгновения, когда зачитывался приговор, его наполняло это чувство гордого сознания, что он сделал все для блага своего народа. Может быть, обводя взглядом своих друзей, он гордился их мужеством и сожалел, что они вынуждены разделить с ним его участь… А может, он радовался тому, что в этом холодном зале суда нет его ближайшего соратника, Никифора Никифорова, нет еще нескольких членов его разведгруппы и что эти люди сохранят в своей памяти и расскажут народу освобожденной Болгарии и победившей Советской России об их скромном вкладе в общую борьбу народов против фашизма…

Никифор Никифоров был отстранен от должности и взят под арест прямо там, в кабинете военного министра. Однако на первом же допросе он почувствовал, что у Стоянова и Недева нет против него никаких улик, за исключением радиограмм: уж его-то, юриста, прокурора и бывшего председателя военных судов, не так-то просто было провести. Во время же встреч с Александром Пеевым они, предполагая возможность провала, разработали соответствующие версии — и теперь Никифоров твердо придерживался одной из них.