Барбара Хэмбли - Князья Преисподней

Она поблагодарила жреца, вознаградив его какой-то мелочью, и отбыла в сопровождении баронессы (которая громко рассуждала о стропилах, штыревой крепи и традиции китайских черепичных крыш) с навязчивым ощущением, что пропустила что-то важное. Что-то такое, мимо чего она не могла пройти, но все же оставила незамеченным. Направляясь к воротам, она оглянулась, но увидела лишь кривящихся демонов, выстроившихся в ряд в тени храма. Князья преисподней. Древние божки, давно умершие воины забытых династий, воплощения буддийских святых, сокрушающие тела грешников, чьи имена и провинности занесены в подробные списки… Служители адского владыки.

Наверное, перед вступлением в должность им пришлось сдавать экзамены.

В гостинице ее ожидала записка от графа Мицуками, в которой говорилось, что Такахаси чувствует себя лучше. Ему пришлось ампутировать четыре пальца, зато удалось сохранить один глаз. Он вернется в Японию сразу после того, как закончится курс уколов. Граф также просил ее не винить себя за то, что произошло во время экспедиции.

«Откуда он знает?» — подумала она, опускаясь в кресло рядом с камином.

Как я уже говорил вчера, это война, а на войне ранения — обычное дело. Солдат обязан с честью выносить страдания, и я поступлю так же, когда придет мой черед. Я обратился к властям и сообщил о стаях бешеных и агрессивных крыс, обитающих в шахтах, а также договорился о поставке тысячи литров хлорина. Через несколько дней я рассчитываю получить разрешение на использование взрывчатки для обрушения шахты.

В понедельник я вернусь в Сишань, чтобы завершить осмотр оставшихся входов. Если будет на то ваше желание, вы и профессор Карлебах можете присоединиться ко мне. Но прошу вас, не считайте себя обязанными принять мое приглашение. Вчера вы — и в особенности профессор — перенесли достаточно трудностей и потрясений. Поверьте, судьба человечества находится в надежных руках.

Искренне ваш,

Мицуками.

Когда через несколько часов Карлебах (на котором сильнее всего сказались вчерашние трудности и потрясения) прочел письмо, он только вздохнул и кивнул.

— Конечно же, я поеду.

Лидия не знала, насколько его решимость была продиктована желанием не спускать глаз с Мицуками. По словам Элен, большую часть дня старый ученый провел в постели; горничная три или четыре раза заходила к нему, чтобы убедиться в его здравии. К вечеру он облачился в потрясающе старомодный синий фрак с галстуком, который с полным правом можно было назвать допотопным, и выглядел заметно лучше, чем прошлой ночью, но его лицо сохраняло сероватый оттенок, который Лидии совершенно не нравился.

Она осторожно взяла его за руку и сказала:

— Это больше не он, вы же знаете. Если он… ваш друг… до сих пор жив. Это… Они могут умереть?

К обеду она переоделась в еще один траурный наряд, при виде которого настроение старика едва ли улучшилось.

— Я не о тех, кого разорвали собаки Ляо и обезглавил несчастный Ито. Они могут умереть… сами по себе?

— Думаю, да. Со временем, — он потер лицо затянутой в перчатку рукой. — Иначе они уже давным-давно распространились бы за пределы Праги. Можете поверить мне, мадам, с тех пор, как я узнал об их существовании, я просматривал все газеты и собирал все рассказы и отчеты о путешествиях по Европе. Я понимаю, что Матьяш, даже если его тело до сих пор живо, меня не узнает. И все те снадобья, что я привез с собой, мне его не вернут.

Он похлопал по карманам, в которых обычно держал крохотные флаконы с травяными настойками.

«Не вернут, — с грустью подумала Лидия. — И все же вчера вы взяли их с собой. И это его вы искали, надеясь вопреки всему. А прошлой ночью вам снились кошмары, в которых тоннели заполнялись хлорином, грозя удушьем тому Матьяшу, которого вы знали, вашему благородному хулигану, ставшему вам приемным сыном, а не какому-то Иному, теперь обитающему в его теле. Такие же кошмары преследуют меня даже наяву, только в них я вижу Симона».

Карлебах предложил Лидии руку, и они спустились в фойе. Как обычно, с приближением обеденного времени изысканно обставленная комната, с ее деревянными панелями, ворсовыми коврами и сиянием причудливых венецианских люстр, наполнялась мягким гулом голосов, принадлежащих не только постояльцам, но и различным посольским чиновникам, атташе, старшим делопроизводителям и переводчикам, которых влекли сюда искусство повара и располагающая, почти клубная атмосфера обеденной залы.