Карл Фалькенгорст - Корсар пустыни

— Разве ты хочешь здесь остаться, чтобы пришел Сагорро и убил тебя? — старается уговорить своего товарища Белая Борода. — Разве ты не хочешь пойти со мной к моим друзьям, которые дадут нам оружие и накормят нас?

Но ни просьбы, ни приказания не помогают, и Белая Борода не желает напрасно тратить время. Он хватает без церемонии негра и силой тащит его в лодку; затем гребет по направлению к пароходу, делает знаки и зовет. Пароход меняет курс: с борта увидели беглецов!

Четверть часа спустя Моари сидит на корточках в углу палубы парохода. С трепетом смотрит он на чудовище, которое пожирает огромные поленья, изрыгает клубы дыма и пара, и непрерывно стонет и гудит.

Белая Борода узнает между тем важные известия. Широкий Конго уже не дикая, никому не принадлежащая река: на берегах его основано государство Конго, и эти приветливые, любезные господа — чиновники в этом государстве, которые и здесь также основывают станции, а тем, которые стояли здесь и раньше, оказывают помощь. С полным участием осведомляются они о судьбе Черного замка и обещают помощь. Да, теперь можно будет насаждать культуру в сердце этой темной и дикой части света! Молодое государство будет хорошим противовесом против арабов на своих восточных границах!

И радостно берет Белая Борода предлагаемый ему стакан вина и выпивает за здоровье того прекрасного человека, который включил Конго в мир цивилизованных людей — за здоровье Леопольда Второго, короля Бельгии и главы государства Конго, к подданным которого будет причислен с этой минуты и Белая Борода.

Сагорро и его вангваны уже утром после той ужасной ночи покинули лагерь и уехали на своих длинных челноках вверх по Конго; негры с берегов Конго последовали за ними, и таким образом окрестности Черного замка очистились от враждебно настроенных соседей. На берегу же, на том месте, где прежде был лагерь араба, стояли густыми толпами иаунги и дожидались грандиозного зрелища — отъезда парохода, который хотел ехать еще дальше, до водопадов Стэнли, то есть до границы, выше которой Конго перестает быть судоходным. В стороне от других стоял Моари и держал за руку маленькую Питти.

— Не бойся, — говорил он, — это пароход, который мы с Белой Бородой привели сюда, чтобы прогнать вангванов. Смотри, теперь он сейчас отчалит от берега.

Раздался пронзительный свисток, и оба вздрогнули, — как маленькая Питти, так и большой храбрый Моари; но он сейчас же овладел собой и засмеялся что было силы, чтобы скрыть страх.

— Не бойся! — внушал он маленькой Питти. — Смотри, я тоже не боюсь! Гляди, как вода высоко поднимается брызгами, как вздымается кверху белый пар. Жаль, что пароход так скоро уходит от нас! И видишь, у этих людей наше знамя — голубое знамя с золотой звездой.

Еще долго смотрели иаунги на редкое зрелище и стояли на берегу долго после того, как пароход скрылся за цепью зеленых островов; затем они поплыли на челноках на свою новую родину.

Моари не шутил на этот раз, когда виделся и беседовал с иаунгами: у Белой Бороды была для них готовая деревня, в которую те могли хоть сейчас переехать.

И они, действительно, поселились в покинутой деревне Пантеры, как вассалы Черного замка, который, точно птица феникс, возродился в обновленном виде из пепла, в который был обращен.

Но маленькая Питти не ушла с иаунгами в их новую деревню, а отправилась с Моари в Черный замок; она уже не принадлежала больше к племени иаунгов, как и Мета — к племени балубов: Моари купил у иаунгов, согласно их обычаям и переговорив предварительно с Белой Бородой, ту дичь, которую он когда-то нашел в своей западне для буйволов, и воспитание девочки поручено было Мете. У Моари была своя хижина и свой клочок поля, и он сделался оседлым гражданином государства Конго, так что мог теперь обзавестись и женой. В скором времени должна была состояться и свадьба. Балубы из Черного замка тоже высмотрели себе нескольких девушек из племени иаунгов, и так породнились между собой мало-помалу вакуссы, балубы и иаунги. Все радовались этому, и только одна Тумба вздыхала и печалилась: благодаря смешению народов балубы потеряли свою самостоятельность, обычаи их стали понемногу предаваться забвению, и курение конопли из общей трубки было оставлено.

— И он допускает все это! — говорила она себе. — А между тем он — наш Кассонго и должен знать права и обычаи балубов. Правда, и то сказать, — прибавляла она после некоторого размышления, — он, верно, обо всем забыл в море духов!