Тим Уиллокс - Двенадцать детей Парижа

– Я был им нужен, чтобы нести вещи.

– Тогда почему ты не уплыл с ними?

Гуго наморщил лоб. Эта мысль никогда не приходила ему в голову. Он прекрасно понимал, что может присоединиться к Карле и ее спутникам и что именно этого все и ждали. Они принимали это как должное, хотя никто не спрашивал его мнения. Но их заблуждение лишь помогло ему правильно выбрать время, чтобы сбежать с виолой. Гуго не сомневался, что девочка постарше, Паскаль, пристрелила бы его просто ради удовольствия видеть, как он падает.

– Я сделал свое дело, – объяснил мальчик новой приятельнице. – И даже больше. Ты тоже свое сделала.

– Не знаю… – Антуанетта задумалась. – Я ведь ничего не делала.

– Но ты составила Карле компанию, правда? Ей это было очень нужно, можешь мне поверить. Я шел за вами от самого Кокейна, по крышам. Я видел тебя. Ты все время держала ее за руку.

– Наверное… Да, я держала ее за руку.

– Так же, как держишь теперь меня. Ты здорово это умеешь.

– Правда?

– Я хочу есть. Нужно найти какую-нибудь еду.

Они остановились у края моста, рядом с лежащей на дороге цепью, и Гуго стал вглядываться в улицы, тянувшиеся вдоль реки. Они были темными и пустыми. У стен Шатле горели фонари, но людей не было. Мальчик перебежал через дорогу, таща Антуанетту за собой, обогнул мыловарню и нырнул в безымянные проходы и переулки к востоку от Сен-Дени.

Здесь он чувствовал себя в безопасности. Отсюда можно было, не привлекая внимания, добраться до самых Дворов.

– Теперь всё будет по-другому, – мечтал он вслух. – Больше никаких «принеси вина и набери воды». Все станут спрашивать: «Гуго, ты был с Инфантом и Танзером. Что произошло? Что они сделали? И как?»

– А что произошло? – заинтересовалась его спутница.

Гуго не считал нужным отвечать на этот вопрос.

Но другой, тот, который девочка задала на мосту, все еще не давал ему покоя.

– Неважно, – сказал он тихо. – Зачем мне уезжать из Парижа?

Ночь задрожала от рева тысяч животных, которых гнали на бойни. Гуго не видел лица Антуанетты, которая крепче сжала его руку.

– Как сказал Инфант, это величайший город мира, – объявил мальчик.

Масштабы и жестокость массовой резни в Париже усиливались весь следующий день, понедельник, 25 августа. Во вторник крестовый поход против гугенотов достиг апогея.

Слабые духом и более мягкосердечные ополченцы к тому времени уже насытились кровью, и ряды убийц поредели. Но те, кто встал на рассвете и взял в руки оружие для защиты Христа, принадлежали к числу самых честолюбивых и решительных. Ничем и никем не сдерживаемые, они умудрились превзойти все жестокости и мерзости предыдущего дня. Капитаны милиции жаждали завоевать авторитет, а завоевав его, вели по улицам свои банды в сопровождении знамен и барабанов. Священники именем святых покровителей благословляли кровь на их мечах. Изнасилование было объявлено священным орудием. Женщин избивали до смерти вместе с детьми. Мужчин заживо хоронили в навозных кучах. Детей крестили кровью родителей, на убийство которых их заставляли смотреть.

И религиозные братства, и преступников поощряло бездействие всех государственных структур, призванных поддерживать законность и порядок – королевских, военных и городских. Король не решался бросить гвардию на своих самых горячих сторонников, потому что, кроме них, у него почти никого не было. Послов, передававших неудовольствие монарха уничтожением столицы, просто игнорировали. А те, кого посылали городские власти, столкнулись с угрозой для жизни. Военный губернатор исполнял свои обязанности и охранял стены, хотя извне городу ничто не угрожало.

Католики тоже становились жертвами этой преступной волны, однако власти Шатле занимались своими делами. Интриги в борьбе за освободившееся место Марселя Ле Телье были еще более изощренными, чем обычно. В отсутствие свидетелей, которых можно было отправить на дыбу, вину за пытки и убийство Ле Телье возложили на короля воров, некоего Гриманда, которого в понедельник поймал и убил комиссар, впоследствии унаследовавший должность Марселя.

Тело Гриманда – странно распухшее, как отмечали некоторые, – разрубили на четыре части и выставили у городских ворот, хотя в такой обстановке зрителей было мало. Огромная голова какое-то время красовалась на пике рядом с Шатле. Некоторые спрашивали, как человек без глаз мог совершить такое дерзкое преступление, и эта загадка питала и поддерживала легенду о короле Кокейна. Впоследствии череп гиганта очистили от содержимого и выварили, и он служил предметом для разговоров на протяжении всей долгой карьеры преемника Ле Телье. А выйдя в отставку, он подарил череп школе права Падуанского университета – странный каприз, который приписывали его приближающейся старости. Говорят, что череп хранится в подвалах этого почтенного заведения по сей день.