Владимир Динец - Песни драконов. Любовь и приключения в мире крокодилов и прочих динозавровых родственников

Причудливые скалы на вершине одного из тепуи

У найденных мной кайманов были норы под нависающими берегами ручьев. Увидеть их было проще всего рано утром, когда они грелись по нескольку минут на корягах, прежде чем скрыться в норах, и в сумерках, когда они снова выходили на поверхность. Я пытался следовать за ними ночью, когда они отправлялись на охоту, но мне мало что удавалось рассмотреть. В лес почти не проникал лунный свет, а я не мог пользоваться большим фонарем, только слабым красным светом налобного фонарика. Если я включал белый свет, кайманы мгновенно исчезали. Красный свет позволял мне видеть их глаза примерно за тридцать метров, а подобраться ближе обычно не получалось.

Говорят, что карликовые кайманы часто охотятся на суше и могут пройти за ночь несколько километров в поисках добычи. Но те, за которыми я наблюдал, ничего подобного не делали. Они плыли вверх по течению, пока ручей не превращался в цепочку лужиц между камнями. Там они и охотились. Мне всего несколько раз удавалось увидеть, что они ели: мелкую рыбу и однажды – личинку стрекозы.

Было так здорово возвращаться утром в лагерь после целой ночи ползания по сплетениям лиан и паутины по берегам этих ручьев! В лагере был роскошный песчаный пляж. Я прыгал в реку и отмокал там большую часть дня, извлекая занозы и предоставляя маленьким рыбкам чистить мою кожу. Вода была такой мутной, что только верхний слой, сантиметров около пяти, сильно прогревался, а ниже таилась сладостная прохлада. Над рекой летали гигантские стрекозы; они были черные с желтыми головами и кончиками крыльев, так что каждая казалась стайкой из пяти порхающих мотыльков. Однажды я вернулся из леса еще до рассвета и увидел под водой четыре ярко-золотых глаза, отражавших свет фонарика. Они принадлежали паре расписных скатов-хвостоколов, танцевавших на отмели.

А вернулся раньше я в то утро потому, что кайман, за которым я наблюдал, около полуночи вдруг перестал охотиться, вернулся к своей норе, два часа неподвижно плавал в заводи перед входом, а потом поднял голову и хвост и заревел. Через час он снова поднял голову и хвост, но на сей раз шлепнул головой по воде, после чего уполз в нору.

К сожалению, я должен был уехать, прежде чем сумел собрать больше данных. Попутных лодок не было, так что пришлось целый день что было силы грести, чтобы спуститься по реке к проезжей дороге. Там я поймал машину до Пуэрто-Аякучо, а оттуда медлительный автобус довез меня до Сьюдад-Боливара, самого большого города на Ориноко.

В Сьюдад-Боливаре красивый исторический центр и прекрасный вид на реку. Когда я был там одиннадцатью годами раньше, множество людей страдало от речной слепоты, но с тех пор ее в Южной Америке полностью искоренили. Я спешил, поэтому сразу сел на другой автобус, потом еще на один и добрался до Тукупиты, города в дельте Ориноко. Там было закрыто вообще все. Даже бензоколонка открывалась только на два часа в день. Не знаю, почему в Венесуэле почти никто не работал, но мне это напоминало СССР 1980-х годов, когда люди часто приходили на службу и ничего не делали весь день.

Я сумел найти лодку, шедшую вглубь дельты, чтобы в очередной раз попробовать понаблюдать за очковыми кайманами, но к тому времени, как я их отыскал, лодочник уже сообщил мне, что брачный сезон у них в марте. Я на всякий случай все-таки понаблюдал за ними пару дней, вернулся в Тукупиту и оттуда поехал в Каракас. Как и вся страна, город был сверху донизу оклеен портретами Чавеса в фашистско-советском стиле, обычно в окружении рабочих и крестьян на фоне дымящихся труб и кукурузных полей.

Амазонские бабочки рода диэтрия славятся “математическим” рисунком на крыльях

Короткий перелет над Карибским морем, и я наконец-то вернулся домой. Каждый раз, как я собирался надолго уехать, я находил через ЖЖ желающих пожить в моей квартире в Майами. Она была всего в получасе от пляжа. Я разрешал людям пользоваться машиной и квартирой, а они платили вместо меня за аренду. Но в этот раз семья, которая проводила отпуск в моей квартире, уехала за месяц до моего возвращения. Поэтому на полу ванной обнаружился большой муравейник с муравьиными тропами, ведущими во все комнаты. Над ним висели четыре яруса паутины, полные дохлых муравьев. Оконные рамы покрылись зелеными водорослями, холодильник заплесневел снаружи и изнутри, почтовый ящик был забит мокрой бумажной кашей, тоже заплесневевшей. Плодовые мушки, жившие в мусорном ведре, вымерли от голода, поэтому гекконы переселились на улицу, оставив квартиру во власти тараканов. Под кроватью поселился тарантул, забытая на столе коробка сахара превратилась в сладкую лужу, трубка стек-лоомывателя в машине совсем прогнила, а на газоне перед входной дверью вырос урожай галлюциногенных грибов Psilocyhe. Обожаю жить в тропиках!