Все эти создания бежали от того, что они раньше никогда не видели, если не считать удивительного мерцания костра в лагере охотников. Я никогда не думал, что увижу такую странную процессию. Маленькие белочки с писком носились взад и вперед. Одна из них даже сорвалась с дерева.
Она упала на мох, чуть не задев усы рыси, которая ползла через болото, припав животом к земле, пригнув уши к спине и сверкая глазами. Но рысь не обратила никакого внимания на белку, и та вновь быстро взлетела на дерево, где, я уверен, вздохнула с облегчением.
— Я не мог удержаться, — рассказывал Эб, — от того, чтобы не бросить в рысь палку, хотя, признаться, мне было жаль ее. До того она была напугана. Рыси охотились за телятами моего отца, и я не мог этого простить ей.
На минуточку я остановился, чтобы прислушаться, но вскоре опять побежал, так как услышал недалеко позади себя глухой шум пламени и понял, что огонь старается настигнуть нас. Сердце замирало от этого шума. Такой страх на меня нагонял только вой волков, когда я на санях мчался с форта Хендерсон на Гудзоновом заливе.
Мы, конечно, знали, что уже около двух дней в некоторых участках леса вспыхнули лесные пожары, но огонь злой шутник, — он может где-нибудь тлеть днями, неделями, пока ему не поможет благоприятный ветер, и тогда он сразу понесется, как лошадь, сорвавшаяся с привязи.
Мимо меня пробежали еще два оленя, мать с детенышем. Они мчались, как брошенный сильной рукой камень. Мать безумно вертела глазами и дико мычала.
Не знаю, сколько птиц и зверей я видел в этот день в лесу, возможно, что мне мерещилось больше, чем это было на самом деле. Вспоминаю росомаху. Она так же коварна и зла, как рысь: схватив за горло оленя, росомаха обычно висит на нем, пока животное не падает.
Ласки, маленькие, длинные, как бечевка создания, пара куниц, лисы, — я дорого дал бы за все меха, которые я видел в этот день. Звери бежали, то появляясь, то исчезая, следуя по одной и той же дороге, которая вела к воде. Я бежал за ними.
* * *
Скоро я сквозь ветви деревьев заметил вдали синий покров озера и страшно обрадовался, но, пробежав через прибрежный тростник, заметил, что огонь также наступает и с юга. Он распространялся полукругом вокруг озера, и облако дыма горой подымалось вдали над деревьями.
Отступать было некуда. Мы не могли бежать ни на юг, ни на юго-запад. А вокруг мыса, который мы прозвали пастью щуки, всюду простиралась вода. Я смотрел на животных, как бы спрашивая их совета. Они-то знали, что делать, и не колебались.
Недалеко от берега был небольшой островок, и уже многие обитатели леса бросились вплавь к нему. Я последовал их примеру, подумал было раздеться, но потом решил, что платье можно будет высушить на острове, где придется, возможно, долго просидеть, и поэтому поплыл в одежде, приговаривая: «Так, пожалуй, лучше будет, Эб, а то как бы ты не пришелся по вкусу старику Топтыгину».
Для мальчика было жестоким испытанием очутиться на этом маленьком необитаемом острове в обществе стольких зверей, до того обезумевших от огня, что они даже забыли о страхе друг перед другом. Заяц забыл о лисе, белки не двигались с места, когда рядом появлялась куница, а олени обнюхивали своих детенышей на глазах у медведя.
Так просидели они, как рассказывал потом Эб, всю вторую половину знойного летнего дня. Некоторые животные кое-как разместились в кустарнике, другие, слишком крупные, чтобы найти там тень, угрюмо припали к земле под защитой скал, либо, как это сделал олень с олененком, стояли по колено в воде среди зарослей лилий. Все без исключения смотрели в сторону огня.
Когда Эб, движимый любопытством, приблизился к ним, они ограничились тем, что либо сердито ворчали, либо неохотно отходили в сторону. Заяц, мимо которого Эб про ходил, до того оцепенел от страха, что его можно было легко схватить. А огонь между тем неумолимо и упорно приближался.
Как раньше заметил Эб, пожар в лесу иногда требует многих дней, чтобы распространиться. Но лишь только он разгорится, как начинает свирепствовать среди деревьев до тех пор, пока сам не затухнет из-за недостатка горючего или ветра — единственного хозяина, которого он признает.
Когда, наконец, надвинулась таинственная северная ночь с ее восхитительным полусветом, огонь прорвался к озеру.
Языки пламени, которые раньше казались трепещущими ярко-красными лентами на клубящихся колоннах дыма, сейчас показались во всей их мощи. Красные и желтые, они жадно прорывались через потемневшие деревья.
Читать дальше